Жернова судьбы

Окончание.

НОВЫЙ АВТОР "КРУГОЗОРА" О СЕБЕ

Родился в Москве. После  окончания школы - учёба на инженерно-строительном факультете Военно-инженерной академии, шестилетний курс которого окончил в 1955 году. Общий сорокалетний трудовой стаж в бывш. СССР состоит из практически двух равных частей: 20 лет служба в армии (непосредственно на строительтве объектов спец назначения вдали от столицы) и, после увольнения в запас, 20 лет работа, связанная со строительством объектов "большой химии". С 1994 года живу в США.

Сара Григорьевна Марголина с сыном Эдуардом.
Август 1944 г.

КЛИНИЧЕСКИЙ АНТИСЕМИТ СТАЛИН

В те, достаточно вегитарианские для советских евреев годы, государственного антисемитизма в СССР практически не наблюдалось, прослыть юдофобом в русской интеллигентской среде, как правило, считалось позорным, и вождь при любом удобном случае пытался замаскировать свою лютую ненависть к "лицам еврейской национальности".

Как мне кажется, в этих же целях, он, на протяжении всего периода нахождения на вершине власти, держал в качестве ближайших сотрудников двух евреев: Л.М.Кагановича и Л.З.Мехлиса (более омерзительных типов вряд ли можно было бы сыскать во всей многотысячелетней истории иудеев).

Рассуждая о клинической неприязни Сталина к евреям, никак нельзя умолчать о его "деятельности" в этой  сфере в конце 40-х и начале 50-х годов. Любой желающий с помощью интернета может об этом периоде и на эту тему обнаружить море исчерпывающей информации. Поэтому ограничусь лишь перечисленим только самых "незаурядных" преступлений, совершенных вождём-вурдалаком в эти годы незадолго до своей смерти. Тогда паранойя вождя, по всей видимости, стала быстро трансформироваться из "вялотекущей" в более острую форму, и он уже не считал нужным скрывать свою ненависть к евреям, тем более что к этому времени и уровень его "всенародной" поддержки в данном вопросе возрос многократно. Вот лишь некоторые из его "великих свершений" за этот небольшой срок.

К концу 1947 года антисемитизм в стране возводится в ранг государственной политики. В феврале 1948-го по личному указанию вождя чекисты, инсценируя дорожное происшествие, в Минске убивают Соломона Михоэлса. В течение следующего года подвергаются разгрому и ликвидации все шесть ещё действовавших к тому времени еврейских театров. (Перед войной их насчитывалось -16). В 1949 году власти арестовывают весь президиум Еврейского антифашистского комитета СССР в полном составе - всего 15 человек. 12 августа 1952 года после многолетнего пыточного следствия и закрытого суда, 13 из них расстреливают. (Один под пытками умер в тюрьме, академику Лине Штерн расстрел, по личному указанию "вождя-либерала", заменяется лишением свободы на длительный срок с последующей ссылкой). И, наконец, последнее, но самое грандиозное по замыслу - "дело врачей".

В сентябре того же 1952 года начались аресты самых крупных, составлявших цвет отечественной медицины, всемирно известных советских врачей, обвинявшихся в шпионско-террористической деятельности, имеющей целью умерщвление руководителей партии и правительства. Всего по делу было арестовано 28 медиков и 9 членов их семей. Насколько мне известно, из 37 человек 34 - были евреями. 13 января 1953 года жители планеты были официально оповещены о готовящемся чудовищном процессе. Вслед за этим в советской прессе была организована беспрецедентная антиеврейская истерия.  Все, в том числе и подсудимые, твёрдо знали, чем этот кровавый спектакль закончится. Об этом спустя несколько лет в приватных беседах мне поведали: в 1955г. - М.С.Вовси и в 1967г. - Б.Б.Коган.

Но это являлось только малой частью задуманного Сталиным дьявольского плана. По его указанию было состряпано письмо-обращение к руководителям государства и лично к тов. Сталину известных в стране еврейских деятелей: артистов, писателей, учёных, военных, а также евреев рабочих и колхозников. Текст письма гласил, что "подписанты", предвидя возможные последствия готовящегося судебного процесса в виде "стихийных", но "справедливых", акций возмездия евреям со стороны русских людей, просят власти проявить гуманизм и защитить их от "праведного гнева" народа путём депортации в отдалённые восточные районы страны. Из 59 человек, которым предлагалось поставить под этим документом свои подписи, отказались это сделать всего четверо или пятеро.

В один из дней 1967 года, сидя за рулём своего "Москвича-407", через всю Москву я вёз на консультацию к моей тяжело больной маме профессора Бориса Борисовича Когана. Сидя на заднем сидении машины, мой сын семилетний Алик внимательно слушал наш с доктором разговор. Оказавшись человеком чрезвычайно словоохотливым, на мои вопросы Борис Борисович давал исчерпывающие ответы. Расскажу только об одном из них. Это был даже не вопрос, а, скорее всего, эмоционально выраженная смесь удивления, восхищения и даже восторга по поводу того, что со мной рядом сидит человек, который по всем законам исторической логики ещё 14 лет тому назад должен был прекратить своё земное существование. Вот, почти дословный ответ знаменитого медика, который мы с моим сыном тогда услышали: "Да, вы, конечно, абсолютно правы, все мы тогда, безусловно, были обречены на смерть и даже хотели, чтобы она наступила, как можно скорее. Однако нам было совершенно неизвестно, что на свете существует один человек, который вовсе не жаждет нашей смерти, а совсем наоборот, ночами не спит и только думает, как нас спасти, причём, как оказалось, готов это сделать любой ценой". Затем последовала пауза, во время которой я практически перестал наблюдать за дорогой, а недоуменно смотрел на собеседника. А он, как ни в чём небывало, продолжал: "Этот человек даже для родного сына не сделал бы того, что он сделал для нас". И опять пауза, и снова мой недоуменный взгляд. "Ну как же вы не понимаете, о ком я говорю? - наконец не выдержал доктор, - Умереть должны были мы, но Он решил - нет, уж лучше умру я!"

И посдеднее, что тогда сказал  доктор Коган: "Поймите, мы ведь не были Зоями Космодемьянскими. Как только следователи приготовились загонять мне под ноготь вторую иголку, я заявил, что готов подписать любой текст протокола моих показаний, не читая его".

Таким образом, ни Гитлеру, ни Сталину добиться при их жизни "окончательного решения еврейского вопроса" так и не удалось, однако в результате их тесного сотрудничества в этой области, численность одного из древнейших народов мира была сокращена на треть. Общее количество жертв Холокоста, оценивается в 6 миллионов человек, в том числе 1,5 миллиона детей (в эти цифры не входят военнослужащие-евреи, погибшие в боевых действиях на всех фронтах 2-й Мировой войны).

Сейчас ответственность за все эти жертвы целиком и полностью возлагается практически на одного только Гитлера. Мне представлется, что это не совсем справедливо. Количество жертв среди советских евреев могло быть существенно меньше, если бы политика Сталина в те годы в этом вопросе была иной. Я уже писал о замалчивании советскими средствами информации геноцида,  проводившегося фашистской Германией в отношении европейских евреев. Мне кажется, что эта тема нуждается в более подробном разговоре.

Уже давно обнародовано количество этих жертв, имевших место на территории бывшего СССР - в границах 1941 года, - подвергшихся оккупации войсками Вермахта. Число погибших в стране евреев превысило 2 миллиона человек. Конечно, трудно возразить против того, что значительное  количество населённых пунктов, находившихся вблизи госграницы, а также удаленных от неё на более значительные расстояния, но оказавшиеся на направлении главного удара германских войск, нанесённого по Белоруссии, были заняты неприятелем в течение от нескольких часов до пары суток. К ним, по моему мнению, следует отнести, пожалуй, лишь Каунас, Вильнюс, Белосток, Гродно и Брест, а также находившиеся поблизости более мелкие города и местечки. Шансов на спасение в этих населённых пунктах у евреев практически не было.

ПОЧЕМУ ЕВРЕЕВ МАССОВО НЕ ЭВАКУИРОВАЛИ

Но прошу обратить внимание на следующие названия городов и территорий, находившихся в глубоком тылу и имевших  многочисленные еврейские общины: Одесса, Киев, Житомир, Бердичев, Винница, Николаев, Херсон, Черкассы, Левобережная Украина (включая Донбасс и Харьков), Крым, Ростов-на-Дону, Северный Кавказ. Для захвата этих мест оккупантам понадобилось от нескольких месяцев до года. Хочу подчеркнуть, что здесь перечислены только населённые пункты и области, имевшие в те годы очень высокий процент еврейского населения. Но ведь кроме этого под властью врага примерно в то же время оказались гигантские территории бывшей РСФСР, где также проживало значительное число лиц еврейской национальности.

Подавляющее большинство всех этих людей фашистские изверги, часто при активном участии местных подонков, уничтожили. Избежали смерти лишь те, кто вовремя решил бежать в восточные районы страны (таких умных оказалось совсем немного), да ещё несколько сотен чудом уцелевших счастливчиков, вроде мамы и сына Марголиных.

С давних пор я не мог найти ни в одном источнике ответа на очень простой, казалось бы, вопрос: "Что, или кто помешал массовой эвакуации евреев из тех районов страны, над которыми нависла угроза немецкой оккупации, хотя времени для её реализации было вполне достаточно?"

Попытаюсь ответить на этот вопрос.

Власти на местах вопросами организованной эвакуации рядовых граждан, как правило, вообще не занимались, поэтому принять решение о том, ехать или не ехать, уходить или не уходить, каждая семья должна была самостоятельно. Сделать это, не имея ни малейшего представления о характере предстоящего оккупационного режима, было чрезвычайно трудно. Гораздо проще было оставить всё, как есть и никуда с обжитого места не трогаться. Что касается действий центральной (кремлёвской) власти, безусловно осведомлённой относительно смертельной опасности ожидавшей её подданных еврейского происхождения в случае прихода вражеских войск, но, как уже говорилось, хранившей гробовое молчание, то не может быть сомнений, что делалось это умышленно и целенаправленно. Убеждён: если евреи страны были бы своевременно проинформированы о грозившей им реальной опасности, число жертв среди них могло быть гораздо меньше.

Таким образом, прямую вину за гибель во время войны, по меньшей мере, ОДНОГО МИЛЛИОНА ни в чем неповинных мирных советских граждан еврейской национальности нужно возложить в равной степени на обоих главных антисемитов той эпохи - Гитлера и Сталина.

Итак, вернёмся, наконец, к моим родственникам, с которыми мы расстались в тот момент, когда они ранним утром в конце июня 1941 года входили в Вильнюс, всего несколько дней назад захваченный немецко-фашистскими оккупантами.

В первую очередь Сара Григорьевна намеревалась посетить тот частный дом, где квартировал её муж и который  она сама с 13-летним сыном совсем недавно покинула в надежде спастись от грозившей им опасности. Она надеялась получить у хозяйки дома хоть какую-нибудь информацию о своём муже. Как я уже говорил, в тот момент у неё ещё не было никаких оснований предполагать, что именно для них, опасность эта может оказаться смертельной. Когда они уже шли по улицам города её внимание привлекли объявления, видимо, только что расклеенные на стенах домов. Она решила ознакомиться с их содержанием и, хотя текст был напечатан на немецком, ей хватило знаний, полученных в школьные годы, чтобы понять, о чём идёт речь.

Тот факт, что объявление на самом деле оказалось приказом немецкой комендатуры, который адресовался только евреям, сначала вызвал у неё лёгкое недоумение. Но по мере чтения моя тётя постепенно начинала понимать всю опасность, в которой они с сыном оказались (в её сумочке в это время ещё находился советский паспорт, в пятом пункте которого была указана национальность владелицы документа). Однако настоящее потрясение и окончательное прозрение наступило не после полного прочтения всего текста и, даже, пункта с угрозой немедленного расстрела за невыполнение этого приказа, а после ознакомления с категорическим запретом евреям ходить по тротуарам; отныне они могли передвигаться только по проезжей части улиц. Тётя Сара и сама не смогла объяснить мне причину своей столь странной реакции именно на этот пункт дискриминационных запретов.

Однако именно в тот момент, когда она второй раз заканчивала перечитывать этот чудовищный приказ, что-то подтолкнуло её к мысли о том, что объявленный оккупационными властями "новый порядок" - лишь самое начало грядущих, куда более грозных, антиеврейских репрессий.

Очень интересный разговор состоялся между Сарой Григорьевной и хозяйкой бывшего временного жилья Марголиных, оказавшейся местной еврейкой. Встретила она беглецов крайне негостеприимно, не пустив их даже на порог своего дома. Естественно, ничего нового о Савелии Григорьевиче она сообщить не могла, и потребовала от обоих немедленно убираться вон, обещая сообщить новым властям о появлении в городе жены и сына большевика - командира Красной армии, после чего между двумя женщинами завязалась оживлённая полемика:

- У меня имеются сведения, - вполне дружелюбно сообщила "жена большевика", - что в первую очередь репрессиям будут подвергнуты не родственники большевиков и советских командиров, а евреи, то есть мы с вами.

- Да, и евреи тоже, но только те, что понаехали в нашу Литву из вашего поганого Советского Союза.

- Вы, видимо, давно не выходили на улицу, - продолжала возражать еврейка, рождённая в центральной России, - там немецкие власти вывесили приказ о множестве ограничений в отношении всего еврейского населения, вводимых в действие с сегодняшнего дня.

- Не морочьте мне голову!  Уверена -  таких, как я, это не касается! Вы что-то перепутали!

- Я ничего не перепутала, в приказе отсутствуют какие-либо признаки различного подхода немцев к евреям,  постоянно проживающими в пределах старых границ Союза и теми, которые всегда жили в Литве.

Таким образом, главным положительным результатом кратковременного пребывания советской женщины по имени Сара в оккупированном фашистскими войсками городе явилось наступление для неё "момента истины": надежда (хотя и очень слабая) на их спасение возможна только, если они сумеют добраться до той части СССР, которая не была в 1939 году аннексирована Сталиным у Польши. (Так называемй Вильнюсский край до вторжения Красной армии входил в состав Польши). Для этого им предстояло пешком преодолеть не менее 200 км опаснейшего пути вне дорог, обходя стороной крупные населённые пункты, по территории  контролируемой оккупационным режимом, узаконившим изъятие у евреев права на жизнь.

СПАСАЛИ КУПЮРЫ С ИЛЬИЧЁМ

Первое, что сделала Сара Григорьевна после этого - уничтожила все документы и бумаги, которые могли бы свидетельствовать об её и Эдика национальной принадлежности, а таже об её имени и их фамилии, красноречиво говорящих об их еврействе. С этой минуты её именем стала - Александра, а их фамилией - Моргалины.

Кроме этого, она посчитала необходимым разъяснить сыну суть физических последствий, наступающих в результате религиозного обряда, совершаемого у иудеев над младенцами мужского пола. Имея за плечами 3 курса медицинского института (окончить его по семейным обстоятельствам ей не довелось), она рассказала ему о существовании у "сильного" пола любой национальности, чаще в детском возрасте, довольно опасного заболевания под названием "фимоз". Затем последовало объяснение, что единственным эффективным способом лечения болезни является хирургическая операция, после которой внешний вид такого мужчины невозможно отличить от внешнего вида любого "правоверного" еврея. Спустя годы Эдик мне подтвердил, что "науку" эту он твёрдо тогда усвоил и в случае необходимости был готов доказать, что к евреям он никакого отношения не имеет.

Сара Григорьевна не смогла точно ответить на вопрос: сколько времени заняла у них эта "прогулка", когда любой следующий шаг мог оказаться последним. Она лишь сказала, что за сутки удавалось пройти не более чем 8 - 10 км. Таким образом, (мы с ней вместе подсчитали) в пути они, видимо, были приблизительно около месяца.

Всё это время нужно было каким-то образом добывать пищу, воду, устраиваться на ночлег и выяснять направление движения. В связи с этим приходилось вступать в контакт с местными жителями, каждый из которых мог оказаться ненавистником евреев и выдать их. У тёти Сары при себе оказалась некоторая сумма советских денег, которыми она расплачивалась за все оказанные услуги и продукты питания. Поскольку это были самые первые дни войны, люди, по всей видимости, думали, что немецкая оккупация - дело временное, а возвращение Советской власти - вопрос нескольких недель, может быть пары месяцев, поэтому купюры с физиономией Ильича брали охотно.

В данной ситуации меня чрезвычайно интересует вопрос, какие объективные факторы помогли моим героям выжить в условиях, при которых остаться в живых было практически невозможно.

Я думаю, никто не станет отрицать, что в большинстве случаев ашкеназийского еврея можно довольно легко "разоблачить" по внешнему виду. Однако бывают случаи (к примеру - мой отец; я был свидетелем, когда московский равин никак не хотел поверить, что он еврей, до тех пор, пока тот не заговорил на чистейшем идиш), когда черты лица не дают 100%-но однозначного ответа. Вот именно этот вариант и имел место с моими родственниками. (К старости, правда, еврейская внешность обоих стала проявляться явственней).

О другом способе "вычислить" еврейские корни человека сказано на ранее. Немцы и их сателлиты в годы холокоста его широко использовали. Однако этот вариант, с точки зрения "экспертов", имел два существенных недостатка: не был универсален т.к. неприменим к женщинам.

О третьем отличительном признаке еврейства - русской разговорной речи - мне представляется важным порассуждать немного подробнее, поскольку описываемые события происходили на территориях, которые всего лишь менее четверти века до этого ещё находились за т.н. "чертой еврейской оседлости" в государстве под названием Российская Империя.

Впервые в тех местах сам я побывал летом 1952 года в качестве стажёра на крупных войсковых учениях Белорусского военного округа. В то время я уже имел офицерское звание и был слушателем Академии, заканчивавшим 3-ий курс. (Впереди было ещё 3 года учёбы). Манёвры продолжались в течение месяца и, разумеется, проводились вдали от больших и малых городов.

Теперь, после рассказа тёти Сары, мне стало ясно, что это были именно те самые места, по которым в начале войны моим несчастным родственникам, находившимся на захваченной  немцами территории, довелось тайно перемещаться в сторону, стремительно удалявшейся на Восток линии советско-германского фронта.

Тогда у меня было много возможностей пообщаться с местными жителями, в том числе и с теми, у кого события 11-летней давности были ещё совсем свежи в памяти. Надеюсь, что в какой-то мере мне тогда удалось понять и их отношение к "еврейскому вопросу". Было много случаев, когда, провоцируя их под разными предлогами, я заводил разговор на эту "опасную" - особенно в те времена - тему (ну, вот была у меня в молодые годы такая странная наклонность).

Больше всего тогда удивляло, что, несмотря на достаточно характерную еврейскую физиономию собеседника, они искренне отказывались верить в мою принадлежность к этому древнему племени, обычно объясняя это тем, что евреев с таким русским языком и полным отсутствием характерного акцента не бывает.

Конечно, сегодня уже не часто встретишь в России, Украине, Белоруссии, Молдавии и Прибалтийских государствах даже очень старого еврея, который не только на русском говорит с акцентом, но и знает хоть десяток слов на своём родном идиш. Но в те далёкие годы в сознании нееврейского населения, которое на протяжении пары веков жило за чертой оседлости бок о бок с евреями, когда для последних, русский был фактически языком иностранным, не мог не возникнуть характерный стереотип картавого местечкового еврея, передававшийся из поколения в поколение. 62 года назад я имел возможность лично убедиться: стереотип этот был по-прежнему очень силён. Думаю, что в 1941 году, - т.е. за 11 лет до моего посещения тех краёв, упомянутый стереотип был вообще непререкаемым.

Одним из самых первых декретов Временного правительства в марте 1917 года, а вовсе не большевиками, как об этом частенько пишут малограмотные историки, была ликвидирована приснопамятная черта оседлости. Поэтому, Сара Григорьевна, родившаяся в 1904 году, т.е. задолго до этого судьбоносного для евреев России события, так же, как и её мать, своим появлением на свет за многие сотни вёрст от тех невесёлых мест в сугубо русском губернском центре Туле, целиком и полностью обязана только своему деду по материнской линии николаевскому солдату Исааку. А иначе, откуда бы у неё взялся такой чистый, интеллигентный русский язык, лишённый даже намёка на акцент? Что касается Эдика, родившегося в 1927 году в том же городе, что и его мама, то причин для удивления по поводу его нормального русского языка вообще ни у кого возникнуть не должно: он являлся евреем, у которого два предыдущих поколения  никакой другой среды, кроме русскоязычной, не знали.

Именно в этом я склонен усматривать, если не единственную, то, безусловно, главную причину того, что эти люди, находясь несколько лет в обстоятельствах, при которых их жизнь могла оборваться в любую минуту, остались живы.

Немаловажным фактором, поспособствовавшим тёте Саре и Эдику не умереть тогда от голода, конечно, явилось её умение довольно прилично шить, доставшееся ей по наследству от отца: Григорий Яковлевич был профессиональным мужским портным-закройщиком.

О том, что хочу рассказать сейчас, мне стало известно не только в тот памятный вечер от Сары Григорьевны, но некоторое время спустя и от самого непосредственного участника "события".

Случилось это в середине холодной зимы с 1941 на 42 год. В один из поздних вечеров в хату, где они квартировали, неожиданно явился староста деревни.

На эту должность немцы обычно назначали одного из местных пожилых крестьян, который был обязан строго следить за исполнением приказов оккупационных властей, а также осуществлять другие административные функции, включая выявление на подведомственной территории евреев и партизан.

Обратившись к Моргалиным, он заявил, что в последнее время у некоторых жителей деревни якобы появились подозрения относительно их принадлежности к нехристианской вере и вот, он, как староста, обязан это проверить лично. В доме в это время, кроме Сары Григорьевны, находилось еще несколько женщин, и староста, видимо, постеснялся в их присутствии снимать с 14-летнего парня штаны, поэтому предложил ему выйти во двор. Тётя Сара поняла, что это - конец и приготовилась к самому худшему.

В ОККУПАЦИИ

Снаружи было совершенно темно, староста подвёл мальчика поближе к окну, замерзшие стёкла которого едва светились, и приказал ему спустить брюки. Эдик, как он мне потом говорил, видимо от страха, начисто забыл название болезни, о которой его предупреждала мама, и судорожно пытался его вспомнить. Не говоря ни слова, дрожащими от холода руками, он расстегнул ремень и пуговицы, после чего также молча немного приспустил штаны вместе с трусами. В этот самый момент  название этой чёртовой болезни внезапно вновь пришло на память, и Эдик едва открыл рот, чтобы объяснить старосте причину не совсем обычного внешнего вида его детородного органа, как тот скомандовал: "Одевай штаны, а то застудишь своё хозяйство! - и добавил, - ну что это за люди такие живут у нас, им бы только всякие глупости болтать?!"

Остаётся лишь гадать о причине столь неожиданно счастливого поворота событий. Возможно, "эксперт" никогда в своей жизни не видел правоверного еврея в голом виде и полагал, что в ходе обряда обрезания происходит более радикальное вмешательтво в мужскую природу. Не могу исключить также и влияние сильного мороза - он мог существенно изменить геометрию исследуемого органа. Кстати, Эдуард Савельевич склонялся именно к этой версии. Ну и последнее, что приходит на ум - староста всё понял правильно, но умышленно пошёл на подлог, желая спасти две еврейские жизни. Если это так на самом деле, то он, безусловно, совершил настоящий подвиг, ибо он рисковал своей жизнью. Когда подобные "подвиги" становились известны оккупантам, такие люди за укрывательство евреев расстреливались без суда и следствия. Мне слабо верится в эту последнюю версию, хотя в реальной жизни такие случаи очень редко, но бывали.

За много лет до того вечера, когда в моей московской квартире Сара Григорьевна рассказывала о тех страшных днях, прожитых ею и её сыном в немецкой оккупации, мне уже были известны кое-какие отдельные эпизоды из этой "Одиссеи". Об одном из них все родственники, в том числе и я, узнали  ещё задолго до начала боёв за освобождение Белоруссии.

В статье газеты "Коммунар", о которой уже была речь, ничего не сказано о том, что приблизительно последние полгода перед приходом Красной армии, тётя Сара находилась в партизанском отряде. На боевые задания она, конечно, не ходила, зато выполняла другую, тоже очень важную для партизан работу: стирала бельё, чинила одежду, ухаживала за ранеными.

Итак, в один из февральских дней 1944 года в московской коммунальной квартире, где жила Ида Григорьевна - младшая сестра нашей героини, раздался телефонный звонок. Трубку взял её отец Григорий Яковлевич, который незадолго до этого вернулся из Коканда, где находясь в эвакуации, похоронил свою жену Фаину Исааковну и теперь жил у своей младшей дочери. Незнакомый женский голос попросил позвать кого-нибудь из родственников Александры Григорьевны Моргалиной, затем сообщил, что имеет от неё поручение устно передать кое-какую информацию, добавив, что может сделать это только при личной встрече. После этого незнакомка продиктовала адрес одного из московских военных госпиталей и назначила дату и час визита.

К тому времени Григорий Яковлевич оставался единственным членом нашего большого семейного клана, который с потрясающим упорством продолжал утверждать, что его Сарочка и его внук живы. Едва дождавшись назначенного срока, он помчался по указанному адресу.

Женщина оказалась женой командира партизанского отряда, получившая ранение и доставленная самолётом в Москву.

Радости старика не было предела, он уже  не сомневался, что под именем Александра и странной фамилией Моргалина подразумевается его дочь, хотя некоторое недоумение по этому поводу всё-таки присутствовало. Ему было непонятно, зачем нужно было в условиях нашего родного советского партизанского края изменять свои законные имя и фамилию. Чтобы развеять последние сомнения, он решил, что лучшим способом установления истины было бы ознакомление собеседницы с фотографиями его старшей дочери. В семейном альбоме Иды Григорьевны он отыскал  достаточно хорошего качества несколько студийных и любительских снимков Сары Григорьевны, сделанных в предвоенные годы. На следующий день Григорий Яковлевич снова навестил раненую и показал ей эти фото.

Видимо, понимая ответственность момента, она молча и долго их рассматривала, затем тихим, но твёрдым голосом произнесла: "Это не она". Конечно, можно было бы показать ей снимки Эдика, но жена командира сообщила, что ей о таком юноше ничего не известно.

Теперь-то мы знаем: пациентка госпиталя совершила ошибку, повлекшую за собой тяжёлую моральную травму  близким родственникам Сары Григорьевны и, прежде всего, её отцу. Однако следует признать, что вины её в этом не было никакой: на фотографиях на неё смотрела молодая, в расцвете сил, красивая 30 - 35-летняя женщина, а та, что всего несколько дней назад помогала на лесной поляне под Минском погрузить раненую в самолёт - выглядела совершенно седой старухой с измождённым лицом покрытым  морщинами.

Так и завершилась эта печальная история с неудавшейся попыткой тёти Сары сообщить своим родным радостную для них весть о том, что она жива и здорова; а ведь стоило ей лишь назвать себя улетавшей в Москву женщине своим законным именем и фамилией, и страдания близких закончились бы на полгода раньше.

Я очень хорошо помню, что самое неизгладимое впечатление (не будет ошибкой назвать это даже потрясением) на меня и всех присутствовавших на той последней нашей встрече с Сарой Григорьевной произвела как раз именно та часть её рассказа, в которой она, отвечая на мой вопрос, подробно и доходчиво объяснила причину того, почему была вынуждена скрывать своё настоящее имя и фамилию вплоть до самого последнего дня пребывания в партизанском отряде. Даже в тех справках, которые бывшие партизаны получали в освобождённом от врага Минске перед отправкой поездом в родную Тулу, вместо законной фамилии и законного имени были указаны их "псевдонимы".

В это было трудно поверить: евреев в партизанские отряды просто НЕ ПРИНИМАЛИ. Первое, о чём после такого сообщения можно было бы подумать, - это о полной анархии, царившей в отрядах и о том, что их командиры вели себя не лучше, чем батька Махно в Гражданскую войну. Однако Сара Григорьевна уточнила, а потом и Эдик подтвердил, что это не были "причуды" или "самодеятельность" отдельных антисемитски настроенных командиров или их заместителей по политчасти, - такой "порядок" существовал повсеместно и неукоснительно соблюдался на протяжении всей войны.

"НЕПОРОДИСТЫЕ"

Сейчас на русском языке существует достаточное количество литературы, рассказывающей об активном участии евреев в боевых действиях на всех фронтах Великой отечественной войны в составе всех родов войск Красной армии. Правда, те книги, которые я прочитал, были изданы за пределами Российской Федерации, и во время моих довольно частых за последние 20 лет посещений московских книжных магазинов обнаружить их там на прилавках мне, к сожалению, не удалось ни разу. (Рекомендую почитать хотя бы Марка Штейнберга  "Очерки военной истории еврейского народа", изд. США, 1995). В ней можно почерпнуть информацию  о том, что за 4 года войны только в действующей Красной армии воевало более 200 тысяч евреев рядового, сержантского и офицерского составов, что 220 евреев, имевших воинские звания генералов и адмиралов, принимало непосредственное участие в руководстве боевыми операциями в войсках и на флотах.

На самом деле, в партизанских отрядах, дравшихся с врагом в его тылу, об анархии и речи быть не могло.

В вопросах организации централизованного руководства действиями многочисленных партизанских подразделений (большинство из них имело базы в лесах Белоруссии) и их снабжения по воздуху правительство, органы  госбезопасности и армейское командование достаточно быстро навели порядок. В короткие сроки в Москве был создан Центральный штаб партизанского движения, имевший широкие полномочия и надёжную радиосвязь со всеми подчиненными ему отрядами. Слово "подчинённые" я употребил потому, что имелось ещё совсем небольшое количество малочисленных партизанских отрядов, которые центральная власть не признавала. О них мы поговорим чуть позднее.

Какой же напрашивается из сказанного вывод?

Запрет гражданам страны, имеющим "неправильную" национальную принадлежность, принимать участие в составе партизанских отрядов, сражавшихся с оружим в руках против лютого врага в его тылу, был инспирирован, безусловно, на самых верхних этажах власти этой страны.

Причина такого решения, которое на регулярную армию не распространялось, видимо ещё на очень долгие годы останется неизвестной.

Теперь мне остаётся лишь поведать читателю о печальной участи тех самых людей с "неправильной" национальностью, которые были лишены возможности сражаться за Родину совместно с другими партизанами против общего врага.

Речь сейчас пойдёт о судьбах евреев мобилизационного возраста, которые вместе с бесчисленным множеством других  красноармейцев и командиров (особенно в начальный период войны) по причине бездарности подавляющего большинства тогдашнего армейского генералитета во главе с верховным главнокомандующим и начальником генерального штаба очень часто оказывались в окружении войсками противника. Сегодня уже не является секретом тот факт, что только за первые пять месяцев войны немецкие войска взяли в плен более 3 миллионов советских военнослужащих, в том числе, даже несколько десятков, имевших генеральские звания. Однако, кроме них, были ещё сотни тысяч, которым посчастливилось избежать плена, укрывшись у местных жителей в населённых пунктах и просто в лесах. Было много и тех, кому удалось совершить побег из лагерей для военнопленных или при транспортировке в них.

Таким образом, на оккупированных территориях, часто в глубоком тылу неприятеля, оказывалось огромное количество людей, готовых продолжать в новых условиях  сражаться с врагом. Среди них, естественно, довольно существенный процент составляли евреи. Но, если все (кроме евреев) могли стать участниками организованного сопротивления врагу (большинство рядового и командного состава в нём комплектовалось именно из их числа), то у евреев единственной возможностью не только активно бороться с коричневой чумой, но и вообще выжить в тех условиях, было создание собственных национальных партизанских подразделений, которые пополнялись ещё и за счёт молодых людей, сумевших бежать из многочисленных еврейских гетто.

Для того чтобы было проще отличать одних партизан от других,  предлагаю: первых именовать регулярными, а вторых - еврейскими партизанскими отрядами. Как уже говорилось, для первых, помимо централизованного руководства боевыми действиями из Москвы, было организовано более или менее сносное снабжение оружием, боеприпасами, взрывчаткой, и другими видами военного снаряжения, включая медико-санитарное.

Действия вторых - никто не координировал, ни о каком снабжении с "Большой земли" и речи быть не могло. Я уж не говорю о крайне неприязненном отношении к ним местного населения. Самое необходимое для ведения партизанской войны - стрелковое оружие и патроны к нему - у них было практически только трофейное, добытое в схватках с оккупантами и полицаями.

Но не эти невероятно тяжёлые условия, в которых еврейским партизанским отрядам приходилось сражаться за их Родину-мачеху, являлись для них самым тяжким испытанием. Куда страшнее была случайная встреча где-нибудь в глухом лесу с регулярным партизанским отрядом. Такие "рандеву" неизменно заканчивались банальным грабежом: у евреев полностью, подчёркиваю ПОЛНОСТЬЮ, изымалось оружие с боеприпасами, продовольствие, медикаменты, повозки с лошадьми.

В самом конце своего рассказа Сара Григорьевна горько пошутила: "Справедливости ради надо признать, что, если грабители не встречали сопротивления, то сохраняли своим жертвам одежду, обувь и жизнь. И за это им спасибо".

Отношение немцев и их сателлитов, за исключением разве что Испании, ко всем евреям, оказавшимся под их юрисдикцией, было бесчеловечным, но оно общеизвестно. Однако почти никто не знает, каким было отношение к этим гражданам СССР со стороны руководителей "родной" партии и "родного" правительства.

Очень хотелось бы, чтоб об этом знало и нынешнее и грядущие поколения.

ПОТОМКИ

Слева направо: Ида Матвеевна Либина - моя мама, Эмма Савельевна Марголина, Валентина Александровна Либина - моя жена, Эдуард Савельевич Марголин, Сара Григорьевна Марголина.

Доктор Савелий Григорьевич Марголин прошёл через всю войну. Не имея вплоть до конца 1944 года никаких сведений о судьбе своей жены и сына, он  был убеждён, что они погибли. В 1943 году  он встретил на фронте другую женщину, которая в начале следующего года родила ему сына. Развод с Сарой Григорьевной  был оформлен уже после окончания войны, и всю оставшуюся жизнь он прожил со второй женой и сыном в Львове, где и умер в 1966 году.

Сара Григорьевна умерла в 1980 г. Эдуард Савельевич в 1986. Мать и сын похоронены в Туле.

Прямыми потомками Эдуарда Савельевича Марголина являются дочь, трое внучек и семеро правнуков. Все они сейчас живут в Израиле.

Аня - младшая внучка Эдуарда Марголина, Давид - её муж, Эден (2011г.р.), Илай (2014г.р.) - двое правнуков Эдуарда Марголина.   Нина Эдуардовна - единственная дочь Эдуарда Марголина, Лёва - её муж. (Израиль, май 2014г.).