Не родись красивой...

ГЛАВА ПЕРВАЯ. СЕРДЦА В УНИСОН

Это была романтическая любовь с первого взгляда. Как только вР’В­стретились их глаза, руки соединились, сердца обоих забились в унисон, каждая клеточка его существа потянулась к ней, как противоположно заряженные частицы стремительно сливаются воедино. Ключ от ее сердца вплотную подходил только к его распахнутому для любви сердцу. Они не были подвержены архаичному первобытному телесному влечению. Это была связь, продиктованная разумом, совместимостью и интеллектом. Они не расР’В­ставались: вместе учились, работали, смотрели на звездное небо в поисках падающей звезды, предугадывая свою судьбу. Людмила была изумительно хороша, да и Борис недурен. Люди смотрели на них и радовались: оказывается, не только в книгах описана неистовая пылкая любовь, случается такое и в жизни. Они никогда не ссорились, если она начинала фразу, он заканчивал. Читали всегда вместе одну книгу, и никто им не был нужен – так их жизнь полна друг другом.

 Вскоре в доме зазвенели детские голоса: родились два чудесных мальчика. Родители любили и гордились своими детьми. Жизнь казалась безоблачной и долгой. Время – это корабль, нигде не бросающий якорь, это течение Вечности, несущее каждого от события к событию.

Родители Бориса вместе с семьей младшего сына эмигрировали в Америку. Борис с женой и двумя детьми все еще оставались в Екатеринбурге, не решаясь ломать налаженную жизнь. Но спустя два года вся семья, наконец, воссоединилась в одном маленьком приятном городке Новой Англии. Родители и младший брат с семьей помогали им обжиться, купить дом, освоиться с местными порядками. Дети  пошли учиться, Борис подрабатывал на стройке, а Людочке пришлось  временно убирать офисы и дома состоятельных  американцев, что делали многие вновь прибывшие и более старшего возраста. В любое время для каждого поколения эмиграция тяжела. Вроде, начали приживаться, как бы строить крышу над головой - а фундамента ведь нет.

Пролетели годы - жизнь, казалось, постепенно налаживалась. Настала  пора подавать документы на получение гражданства. У них образовался небольшой круг знакомых, приехавших с ними почти одновременно. Вместе учили язык, летом собирались в парке, купались, жарили шашлыки.  Людочку приходилось долго уговаривать, чтобы она присоединилась к компании, она неохотно шла на эти вР’В­стречи, стала замкнутой и молчаливой. Озабоченный муж повел её к врачу. Обычная депрессия, впрочем, как и у многих. Принимай таблетки, - посоветовал врач.

Родители Бориса тоже заметили странности в поведении невестки, и поделились своими опасениями с сыном. Он успокоил их: всё под контролем. Та же стала избегать людей, их взглядов - думала, что её красота, дорогая одежда, походка модели вызывают зависть. Но дома она расслаблялась: готовила, убирала и казалась сама собой - веселой, общительной, как и прежде.

Наступила очередная зима,  снег занёс дорожку к дому, он, как клубочки хлопка, висел  на деревьях, а днём было светло и радостно. Семья готовилась праздновать 20-тилетие старшего сына. Приглашены только родственники и немногочисленные друзья. Людочка надела самое красивое платье, которое купил ей заботливый муж, и была особенно хороша, весела и взволнована. Стол украшали красные розы в вазах, висели поздравительные транспаранты и разноцветные шары, тихая лирическая музыка поднимала настроение.

Когда гости распрощались, все четверо убрали со стола, помыли посуду и разошлись по спальням. Борис шептал ей нежные слова, как и все прошедшие двадцать лет. Годы нисколько не умерили их взаимную любовь.  Обняв друг друга, они заснули. Наутро Борис не стал будить спящую жену (пусть отдохнет, бедняжка, от вчерашних хлопот), поцеловал, затем отвез детей на занятия и поехал на работу.

Вечером Борис с мальчиками возвращался домой. Снег все еще не прекращался, дорога к дому была не расчищена, и в окнах почему-то не горел свет. Взволнованный темнотой и непривычной тишиной, Борис бросился в дом: быть может, она легла отдохнуть или приболела? На вешалке не было её новой дубленки и отсутсР’В­твовали сапожки. На столе - записка с одним коротким словом:   «Прости».

Он побежал к ближайшим соседям узнать что-либо о Людочке. Соседка сказала, что та утром попросила у неё машину на час и до сих пор не вернула.

Бориса знобило в предчувР’В­ствии страшного. Позвонил в экстренную службу. Полиция ответила, что поиски обычно начинают через 48 часов: случай ординарный – жена просто сбежала от него. Убеждать в обратном было бесполезно – они действовали по инструкции.

Машину соседки нашли быстро - на следующий день: она стояла на берегу водохранилища, и по тонкому следу каблучков можно было проследить конечный путь: следы обрывались на мосту.

Нескольких дней водолазы искали тело, но ничего не обнаружили. Какую тайну унесла  Людочка с собой, как скрывала своё состояние от мужа, который не принял всерьез предупреждение родителей о психическом расР’В­стройстве жены? Страшная смерть и не проходящая боль утраты...

Немолодой уже отец с двумя повзрослевшими сыновьями пытались жить заново. Борис организовал строительную компанию, сыновья помогали. Родственники предлагали помощь, но Борис решительно отверг все их попытки, замкнулся в себе, постарел и поседел. Постоянно ныло сердце. В тот год медленно и тяжело наступала весна, долго очищался ото льда водоем. Водолазы возобновили поиски и однажды нашли тело в дубленке. При опознании подтвердилось – это были останки Людочки. Так как она была русской, то пригласили священника, но он отказался хоронить самоубийцу. Тогда еврейский похоронный дом взял на себя все хлопоты и, наконец, тело заботливо придали земле. Зимой и летом на могиле стоят в горшочках живые цветы – как символ неувядающей любви мужа и сыновей.

Однажды Борис сказал матери: один я не останусь, не потяну семью. У него оставались знакомые в России, и вскоре все увидели новую жену, которая приняла на себя семейные тяготы и заботы. Крупная женщина с круглым лицом и крашеными волосами, далеко не красавица, она начинала свою жизнь начинала с нуля: надо учить язык, уметь водить машину, вести хозяйство и  искать работу. Она полюбила Бориса и приняла его детей как своих.

Спустя какое-то время забеременела, что было большой неожиданностью для обоих. Мальчик родился недоношенным с явными признаками слабоумия. Мать Бориса рыдала: за что столько несчастий выпало ее сыну? Родители Бориса взяли на себя заботу о мальчике: посильно помогали растить и развивать его. Позже мальчика определили в специальный детский сад, затем в спецшколу.

Отец Бориса, Максим, в России работал управляющим строительным трестом, но без знания языка найти в Америке квалифицированную работу трудно. Максим пошел работать на склад. Многие его ровесники после неудачных поисков работы по специальности убрали подальше свои дипломы, с помощью знакомых нашли низкооплачиваемую работу мойщиков полов в разных учреждениях или пристроились развозить престарелых людей. Другие старались получить инвалидность всеми возможными способами. Максим доработал по возрасту до пенсии и категорически запретил больной жене оформлять инвалидность. Сказал: стыдно, мы и так проживем.

Максим родился в Ленинградской области, в бедной еврейской семье. Его бабушка знала шесть языков, получив образование заграницей, а дед был раввином. Во время известной эпидемии гриппа в 20-х годах прошлого столетия оба они умерли, оставив сиротой пятилетнюю дочку Миру. В детские годы Мира (будущая мать Максима) хлебнула много горя. Замуж вышла по любви за человека старше её на двадцать лет. Когда родились в семье дети, Белла и Максим, родители мечтали дать им полноценное образование, которого сами были лишены. Но это случилось потом, так как началась жестокая война 1941 года, которую предстояло пережить и выжить. По Ладожскому озеру в первую блокадную зиму было вывезено 550 тысяч ленинградцев, в числе которых - и семья Максима. По ледовой «дороге жизни»  им удалось эвакуироваться в Курганскую область, в село Чубаки. Отец Максима был инвалидом и потому не подлежал мобилизации в армию. Кроме эвакуированных, в селе жило много людей, сосланных в это глухое от цивилизации место, как члены семей так называемых «врагов народа». Много на эту тему написано документальных историй о лишениях, голоде, болезнях, об отсутсР’В­твии элементарных условий существования - так пусть же каждый и домысливает бытие это в меру своих познаний.

В далекой эвакуации мать Максима готовилась к рождению третьего ребенка. В положенный срок, усадив Миру на санки, повез её муж в соседнее село, где находилась плохонькая больница. Жена тяжело разрешалась от бремени мальчиком, и при отсутсР’В­твии элементарной санитарии и необходимых лекарР’В­ств подхватила инфекцию, от которой мучительно долго лечилась. Оставив жену в больнице, отец Максима поспешил домой, к детям.

В округе выли голодные волки и, почувР’В­ствовав человека, бросились ему наперерез. На открытом пространстве спрятаться было негде: стояли собранные стога сена и одинокие деревья. Он влез на дерево и дождался расР’В­света. Волки к этому времени исчезли. Спрыгнул с дерева неудачно, сильно ударился о недавно срубленный пенек, а крупные ветки поранили ему правый бок. От боли он на мгновение потерял сознание, но, превозмогая себя, добрался до дома.

 Голодные и испуганные дети плакали, не зная, как помочь отцу. Через какое-то время соседи привезли Миру с новорожденным ребенком в дом к детям и к умирающему мужу. Умер он в 46 лет, и в свидетельстве о смерти было написано: смерть наступила в результате новообразования в печени. Через три месяца умер и ребенок.

Пропустим тяжелые военные, послевоенные годы, переезд семьи в Ленинградскую область, где после массированных бомбежек  от их бывшего жилья ничего не осталось, поиски прибежища в городе Борисове в Белоруссии, где обосновалась родная сестра Миры. Дети там закончили десятилетку. Старшая Белла успешно сдала экзамены в Минский педагогический институт, но по анкетным данным (национальность – еврейка)  в списке принятых не оказалась. Уехала на Урал, там окончила институт, устроилась на хорошую работу уже в Свердловске, и посоветовала брату Максиму последовать её примеру.  Так он и сделал. Получив диплом инженера-строителя, начал работать на стройке прорабом. Глубокие профессиональные знания, организаторские способности и чувР’В­ство ответсР’В­твенности позволили ему  быстро расти по службе.

Однажды на одной из молодежных вечеринок Максим обратил внимание на высокую брюнетку с голубыми глазами и потерял голову. Познакомились. Стали вР’В­стречаться.  Амалия родилась в семье немцев Поволжья, живших в тех местах уже более 200 лет. Мать Максима всячески препятсР’В­твовала предстоящему браку: «какой это стыд для еврея - жениться на немке. Немцы уничтожали наш народ, я категорически против этого союза». Сколько  он ни объяснял матери, что семья Амалии сама пострадала от советской власти, будучи насильственно сосланной, как и многие другие, со своих насиженных мест - Мира не хотела слышать сына. Но когда молодые и красивые приехали в Борисов, мать приняла невестку с объятиями. Молодые перевезли маму в Свердловск (переименованный позже в Екатеринбург), добились получения жилья, родили двоих сыновей и, как это ни банально звучит, прожили в преданности, любви и согласии 50 лет. 

ГЛАВА ВТОРАЯ. НАЦИОНАЛЬНОСТЬ — НЕМЕЦ

Летописи свидетельствуют, что первые немцы появились в России ще в Х веке, а уже в следующем столетии начали строиться первые немецкие церкви. В 12-13 вв. немцы появились в Москве, где до сих пор существуют названия: Немецкая слобода, Немецкий рынок, Лефортово. В Россию приглашались архитекторы, музыканты. При Петре немцы служили в русской армии, на флоте, в коллегиях, строили фабрики и заводы. Слобода стала активно застраиваться, возникли мануфактуры. Многие имели редкие специальности по навигации и кораблестроению.

Всю деятельность Петра Первого можно назвать по сути революцией. Царь мечтал о выходе России к морю, о создании флота. Екатерина Вторая продолжала приглашать специалистов из европейских стран в Россию для развития сельского хозяйства, скотоводства и рыбного промысла. Тысячи жителей из немецких земель селились на правом берегу Волги.

Культурно-бытовым обликом немцы Поволжья существенно отличались от русских и украинцев. Населенные пункты имели широкие, прямые улицы; посередине селения находилась площадь, перед домами росли деревья и посажены цветы. Помещения для скота, конюшни, амбары делались не из дерева, а из кирпича, прочно и на века. В поселках царила присущие немцам чистота, порядок, дисциплина. По переписи 1913 года в Российской империи проживало 2 400 000 немцев. Это были люди, принимавшие активное участие в экономике страны. 19 октября 1918 года декретом СНК РСФСР была образована Автономная область немцев Поволжья с административным центром в Саратове.

Поволжскую республику старики вспоминают как потерянный рай. Культурный и научный центр, издание 21-й газеты, сотен книг большими тиражами, национальные центры. Но «рай» начинался с известного всему миру голода. Поволжье стало его эпицентром. Там были самые массовые людские потери. С 1937 по 1941 года здесь, да и по всей стране, тысячи людей были арестованы и расР’В­стреляны  как «враги народа».

28 августа 1941 года вышел Указ Президиума Верховного Совета, по которому население обвинялось в сокрытии врагов советской власти, в наличии шпионов и диверсантов, а потому считалось необходимым переселение всего немецкого населения Поволжья в Казахстан, Коми СР’В­СР, районы Новосибирской, Омской областей и другие регионы.

Отправку эшелонов с немцами-спецпереселенцами предписывалось начать 3 сентября 1941 года. Представители власти заявили, что на сборы дается  24 часа, взять самое необходимое: документы, ценности,  еду, одежду, но не более ста килограммов. Яков и Марта, родители Амалии и их двоих сыновей, как и все жители поселка, спешно собирали вещи и продукты. На сколько и куда их повезут никто не знал. Сказали - не плачьте, скоро вы вернетесь, всё ваше будет в целости. Вышли из дома. Марта держала Амалию за ручку, младшего сынишку несла на руках, а старший шел сам с узелком. Яков тащил основной скарб, завязанный в скатерть. Четырехлетняя Амалия помнит, как страшно ревел голодный скот в покидаемой деревне. До железнодорожной станции шли пешком. Когда погрузили в вагоны, от вещей остались только маленькие узелки с продуктами. Много чемоданчиков, сумок и узлов остались лежать вдоль дороги – она ведь дальняя, а груз тяжелый.

Затолкали людей в вагоны для перевозки скота. Закрыли засовами. У каждого вагона стоял часовой с винтовкой. Там были старики и дети, и молодые. За две недели покормили только раз. Поезд медленно продвигался по направлению к Сибири, пропуская военные эшелоны.  Дети и глубокие старики заболевали и умирали. На остановках тела выбрасывали.

Наконец, поезд остановился. Стали выпихивать полуживых людей на холод. Многие падали в обморок от голода и усталости. Эшелон оказался в Тюменской области, в селе Перевалово. В дороге умер младший сыночек. Семью определили в холодную комнату к полуслепой старухе. Никакой еды и жуткая ненависть местного населения – «фашистов привезли».

Им еще повезло - иные составы с переселенцами привозили в тайгу, выдавали топоры, пилы и приказывали строить жилье под открытым небом. Воду брали из реки. Горячее питание – раз в день: одно первое блюдо и 500 граммов хлеба. Выжили только единицы.

В то же время в срочном порядке все военнослужащие немецкой национальности были демобилизованы и направлены на трудовыеработы. В 1942 году мобилизовывали уже не только мужчин, но и женщин от 15 до 55 лет. Фактически трудовые лагеря входили в систему ГУЛАГа. Территория окружалась колючей проволокой, по периметру стояли вышки с часовыми, внизу – охрана с собаками.  Было запрещено использовать немецкий язык, и немцы, как евреи,  стали самой ассимилированной группой в России.

Вплоть до 12 декабря 1955 года всё немецкое население обязано было регулярно отмечаться в комендатуре. Указание в графе «Национальность» - «Немец» означало отсутсР’В­твие возможности поступления в высшее учебное заведение, политическую неблагонадежность и отсутсР’В­твие перспектив в жизни. Люди поняли, что им предстоит вечная ссылка и возврата в родные края не будет.

За 14 лет изгнания много перемен произошло в семье Якова и Марты: работая в тяжелейших условиях, плохо одетые и полуголодные, оба умерли, оставив детей одинокими. Когда Амалии  исполнилось 18 лет, она переехала в Свердловск.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЕЩЁ РАЗ О ЛЮБВИ

Но вернёмся к любви и преданности. ВР’В­стретившись в 1960 году, Максим и Амалия никогда не расР’В­ставались и отпраздновали свою золотую свадьбу уже в Америке. Им было по 73 года и казалось, что впереди ещё много лет счастливой жизни. Но никто не знает своей судьбы - когда пробьет час прощания. Максим постепенно стал терять память, перестал ориентироваться в квартире, им овладела тяжелая деменция - приобретенное слабоумие, лечение от которого пока не найдено. Распад психических функций – интеллекта, мышления, речи - в результате поражения мозга. Болезнь долгие годы гнездится в организме, выходя наружу со всеми тяжелыми последствиям уже на исходе жизни человека...

Максим, казалось, испытывал чувР’В­ство вины и стыда за свою болезнь, стараясь скрыть недуг, который спрятать невозможно. Неимоверные усилия и терпение требовались Амалии, чтобы умыть, побрить, одеть, накормить любимого человека и дать лекарР’В­ства. Каждый день она выводила его на улицу, заставляла двигаться и по возможности вести беседу. Никогда не теряла самоконтроля, не единожды пыталась объяснить ему его необоснованные страхи и галлюцинации, но он мгновенно забывал всё. Она была для него не только женой и сиделкой, но и грамотным психологом. Старалась выводить его из глубокого забытья в мир реальности. Врач сказал: он будет жить, пока ходит.

И вдруг –  он стал падать. В госпитале, сделав рентген лёгких и сканирование головного мозга, и не обнаружив опасности, поместили Максима в Дом престарелых, ибо он перестал передвигаться. На утро у него высоко поднялась температура и Максима перевезли обратно в госпиталь, где Амалия и нашла его.

Он лежал с закрытыми глазами. На этот раз разглядели запущенное воспаление лёгких. Максим дышал с трудом, комбинации антибиотиков не помогали. Его голубые глаза иногда были полуоткрыты и глядели на жену с отчаянием и  мольбой, как бы ища ответа и успокоения. Он уже не мог произнести ни звука. Родные и медперсонал не могли прекратить его страданий. Но здоровое сердце Максима ещё исправно билось в груди, кровь натужно двигалась...

  Целый месяц Амалия не отходила от мужа, плакала, видя его измождённые, исхудавшие  руки. Сыновья давали ей небольшой отдых, но боясь потерять его, она бежала обратно в госпиталь. Максим уже не реагировал даже на ее голос, из закрытых глаз катились слезы. К концу месяца его перевезли опять в Дом престарелых, так как в госпитале уже исчерпали все средства и больше не имели чем помочь умирающему. 

Однажды ночью его свела судорога, сердце остановилось, и он затих навсегда. Искажённое страданием лицо приобрело покой и умиротворение. Одинокая слеза застыла в уголке глаза. У постели собрались все родные и персонал Дома престарелых.

 ...В Похоронном доме букетами цветов был покрыт постамент, раввин произносил поминальную молитву, наполненную состраданием и симпатией к ушедшему. Ровно 11 лет назад присутсР’В­твующие здесь же хоронили Людочку.

На Бориса нахлынули тяжелые воспоминания. Амалия, с трудом сдерживая слезы, поведала историю их любви, прощаясь с мужем. Её, наверное,  никогда не будет преследовать мысль, что она что-то недодала, упустила или сделала меньше, чем могла. Если можно было бы продлить его жизнь, то она легла вместо него пожерР’В­твовала собой.
 
Это была бы не жерР’В­тва – это любовь!..

Любовь – как дерево; она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во всё наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца. У этого чувР’В­ства есть только один закон – составить счастье тому, кого любишь.

Вокруг нас - мир, где столько непонятного, и хорошего, и дурного, и прекрасного, и уродливого, великодушия и жестокости. Всё это в целом составляет нашу жизнь.