Граф и графское дело

От автора

Для меня большая честь - познакомить читателей "Кругозора" с новой для них рубрикой, под которой за семь лет ее существования я провел на страницах нью-йоркского еженедельника "В Новом Свете" более 100 интервью с представителями трех волн русской эмиграции. Большая часть моих собеседников, выражаясь языком райкинского персонажа, - "простые инженеры", но были среди них потомки старинных дворянских фамилий, князья и барон, граф и графиня. Их откровенно поведанные истории составили четырехтомник, выпущенный в свет американским издательством LULU Self Publishing.

Заложит ли сегодняшняя премьера "Русского зарубежья" на просторах "Кругозора" основание  пятого тома - большой вопрос, ответить на него способно только время. А пока читателям журнала предстоит встреча с человеком, чья фамилия, высоким штилем выражаясь, уходит корнями в глубь веков...

Валерий Сандлер.

Граф Сергей Капнист, прямой потомок русского поэта и драматурга Василия Васильевича Капниста. Живет в Париже. Получил экономическое и финансовое образование. Работал в промышленности и в банковской сфере. Состоял в должности атташе по экономическим и торговым вопросам посольства Франции в Москве. В настоящее время - председатель Русского Красного Креста (СО) во Франции; президент группы компаний Acceleration (Россия); член-учредитель Координационного совета Российских соотечественников во Франции; зампредседателя Союза русского дворянства (UNR) в Париже.

Граф Сергей Капнист. Фото: Андрей Маруденко

- Обидно вам или нет, Сергей Алексеевич, но вы не первый граф в моем собрании интервью...

- Обижаться тут не на что. Напротив, я этому рад. Надеюсь, что и не последний.

- Первой была графиня Мария Андреевна Разумовская, жившая в Вене, за ней шел граф Владимир Ламсдорф из Барселоны, теперь вот вы. Да и финансист вы в моем собрании - третий по счету. Первым был князь Никита Лобанов-Ростовский, вторым - Александр Кочубей...

- О да, я с обоими давно и хорошо знаком, мы регулярно встречаемся то в России, то во Франции или Швейцарии.

- Помогите разобраться в происхождении графского титула Капнистов.

- Изначально он был не российский, а венецианский, его получил мой дальний предок, грек Стомателло Капнисси, состоявший на военной службе у дожей Венеции. В 1711 году его внук Петр Христофорович Капнисси с сыном Василием переселился в Россию. Отец вскоре заболел и умер, а сын, когда ему исполнилось 14 лет, был под фамилией Капнист записан в слободской полк, стоявший в городе Изюм, волонтером участвовал в польских походах, служил усердно, рос в военных чинах. Во время Семилетней войны, участие в которой принимала Россия, погиб в битве при Гросс-Егерсдорфе. Но только в 1876 году род графов Капнист был признан в этом достоинстве в России, запись об этом сделана в Пятой части родословной книги малороссийского дворянства.         

- Мне попало на глаза интервью, в котором вас назвали потомком сразу двух русских писателей XVIII века - Василия Капниста и Гаврилы Державина. Известно, что Капнист и Державин дружили, - но были ли они родственниками?

- Их жены были родными сестрами.

- Значит, по-русски их следует звать свояками.

- Наверное, вы правы. И оттого, что Василий Васильевич и Гаврила Романович общались по семейному, потомком Державина я не стал. У меня есть квартира в Петербурге на Фонтанке. Когда я туда приезжаю и направляюсь к себе мимо дома, где жил Державин и где теперь расположен его музей, то мысленно представляю, что иду тем же путем, по которому Василий Васильевич шел навестить свояка.

- Но его путем в плане профессии вы не пошли, выбрали свой. Кстати, рассматривая генеалогическое древо Капнистов, я отметил, как много на нем имен людей выдающихся, оставивших заметный след в российской истории, в литературе, в государственном устройстве России. Там, помимо уже упомянутого нами Василия Капниста, есть контр-адмирал и камергер императорского двора; полковник Войска Запорожского; директор департамента Министерства иностранных дел; дипломат и два депутата Государственной Думы; московский гражданский губернатор, писатель, сенатор. И ни одного финансиста. Вы - первый.

- (Рассмеявшись) Наверное, кто-то должен был начать. Хотя, если вдуматься, финансами так или иначе занимались, вероятно, многие Капнисты, просто подход к деньгам у них тогда был иным, нежели у меня. Я поступил в экономический университет Paris Dauphine, а также в EDC (Коммерческая школа в Париже), одновременно служил во французской компании Fenwick, которая экспортировала в Советский Союз французские грузоподъемники. По окончании учебы я должен был отслужить два года в армии. На мою удачу, во Франции существовала и существует сейчас, хоть и немножко в другом виде, возможность исполнить этот долг на условиях альтернативной службы, при которой человек не носит военную форму и не живет в казарме. В рамках такой возможности я через министерство финансов Франции получил пост атташе по торговым и экономическим вопросам во французском посольстве в Москве. Гораздо больше, чем этот пост и дипломатическая карьера, меня привлекала возможность пожить в советской России первой половины 1970-х годов, известных как начало брежневского застоя...       

- Вам бы стоило пожить там подольше, чтобы увидеть расцвет этого самого застоя.

- Возможно. Однако мне важнее было почувствовать, что такое Россия, а не Советский Союз...

- Ну и как - почувствовали?

- Обнаружил колоссальный разрыв между обществом и властью, точнее - политическим строем. Немало забавных случаев я мог бы вспомнить о том периоде.

 - Вспомните хотя бы один.

- Начало моей службы совпало с национальным праздником Франции - 14 июля, Днем взятия Бастилии.  По традиции, ежегодно в этот день посольство устраивает большой прием. Так было и на сей раз. Мой начальник, экономический советник посла Пьер Луи Лабади, ко мне подводит какого-то советского чиновника: "Сергей Капнист, сотрудник торгпредства". Чиновник на меня смотрит и говорит: "Значит, вы официальный шпион?" Мне хватило секунды, чтобы ответить: "Не надо судить по себе". Вообще, пока я служил там, много было интересного. Но мне не хотелось думать о продолжении дипломатической карьеры. И когда господин Лабади сказал, что с моим подходом к делам и людям можно преуспеть в банковской деятельности, я решил попытать счастья: рассылал письма в разные банки, получал какие-то предложения, и в итоге был приглашен на работу в BNP (Banque Nationale de Paris). Банковский опыт пошел мне на пользу еще и тем, что я смог его применить в моей дальнейшей деятельности. Видите, как складывается жизнь...

- Не столько вижу, сколько верю вам на слово. Еще немного о вашем знакомстве с Россией: оно было первым?

- Напомню, что до работы в посольстве я служил в компании Fenwick. Как человек, владеющий русским языком, я был в составе группы специалистов командирован в Москву для ведения переговоров с советским внешнеторговым объединением "Машиноимпорт", в котором сосредотачивались продажи и покупки разных западных материалов. Во время этой командировки мы с коллегами замечали, что за нами постоянно следят, и для нас, выросших в условиях Запада, это создавало, мягко говоря, некомфорт. Позже, работая в посольстве Франции,  я с удивлением обнаружил, что иностранные дипломаты не могут свободно покидать 40-километровую зону вокруг Москвы. Любой маршрут за переделами этой зоны приходилось утверждать в Управлении по обслуживанию дипломатического корпуса (УПДК) МИД СССР, а там в последнюю минуту могли ответить отказом. Об этом я тоже мог бы рассказать немало анекдотов. Тем не менее, поскольку этот период был довольно долгим, я смог немало увидеть и прочувствовать, чем живет Россия.

- Вы ее воспринимали как родину предков и свою историческую родину или как любую другую страну?

- Отвечу на ваш вопрос немного издалека: ни в какую другую страну я бы не поехал на дипломатическую должность, смысл состоял именно в России. Конечно, это было связано с историей моей семьи, но не в меньшей мере с моим собственным желанием осознать - что это за страна, о которой я столько слышал в семейном кругу и в четверговой школе на уроках русской литературы, грамматики и закона Божьего. Школу создала моя дальняя родственница Антонина Михайловна Осоргина, которую все ученики называли тетя Тоня. В моем сознании существовал некий русский мир, который мне требовалось увидеть своими глазами. Но для того, чтобы это случилось, необходимо было поехать в СССР.   

- Не догадался спросить в самом начале, так спрошу сейчас: кто были первые Капнисты, ушедшие в эмиграцию из России?

- Первым после Октябрьского переворота 1917 года эмигрировал во Францию мой дед со стороны отца Дмитрий Павлович Капнист. Он был депутатом IV Государственной Думы, правой рукой Родзянко, председателя Думы, затем возглавлял комиссию Временного правительства по делам печати. Он выехал с семьей. Моему отцу, единственному сыну у родителей, было, кажется, 2-3 годика. Дед тяжело перенес эмиграцию и скончался в 1926 году. Моя мама, дочь офицера военно-морского флота России, родилась в Индокитае, во Францию приехала с родителями к своему деду Якову Смирнову, который с 1898 года был настоятелем кафедрального собора Святого Александра Невского в Париже. Здесь она встретила моего отца, вышла за него замуж. Венчались они в соборе, в котором служил мамин дед. 

- Как прекрасно вы говорите по-русски! Такое не часто встречается у людей, родившихся вне России и живущих вдали от нее.

- Очень мило, что вы это заметили. Но я более скромного мнения о своих познаниях в родном языке. Родился я во Франции, но когда пошел в первый класс школы, то совсем не говорил по-французски. Мои родители, бабушка и дедушка со стороны мамы мудро рассудили: живя в этой стране, я, конечно же, буду знать ее язык, поэтому сделали все, чтобы на первых порах дать мне основу родного русского языка. Они понимали: остальное придет своим чередом.   

- Вы потомок Василия Капниста в каком колене?

- В шестом. Прихожусь ему прапрапраправнуком.

- Готовясь к интервью, я нашел в Интернете исторический анекдот о том, как император Павел I, прознав, что актеры его театра репетируют пьесу Капниста "Ябеда", которая бичует российское взяточничество, прибыл ночью в театр, велел доставить туда актеров, и когда их привезли чуть ли не в ночном белье - заставил играть, а сам был единственным зрителем. После первого акта император приказал выслать драматурга в Сибирь, после третьего - заковать в кандалы, после пятого, когда Капниста уже увозили, - вернуть и наградить. Впрочем, все это вам известно и без меня...

- Признаюсь, что недостаточно знаком с творчеством своего прапрапрапрадеда. Всегда считал, да и сегодня считаю, что в русской классической литературе - он фигура, если можно так выразиться, второстепенная, мало известная широкому кругу читателей. Но вот в 2009 году, находясь в Москве, я был приглашен в театр "Эрмитаж" на премьеру спектакля "Капнист: туда и обратно", поставленного по "Ябеде" - пьесе очень современной, хоть и  написанной более двух столетий назад. В названии содержится намек на выдуманную историю с отправкой драматурга в Сибирь, к счастью, не состоявшейся. Режиссер спектакля Михаил Левитин построил его отчасти на материале пьесы, отчасти - на стихах и песнях своего друга, замечательного русского барда Юлия Кима. Надо сказать, с его стороны было смелостью решиться на такую постановку.    

- Не потому ли, что проходящая в пьесе красной нитью тема повальной коррупции и взяточничества очень актуальна для современного русского общества и прозвучала как пророчество?

- Абсолютно верно. Именно это я имел в виду.

- "Ябеда" выглядит предтечей трилогии Сухово-Кобылина "Свадьба Кречинского", "Дело" и "Смерть Тарелкина", а также грибоедовского "Горя от ума" и гоголевского "Ревизора". Судьи в его пьесах могли бы спеть в унисон с персонажами Капниста:

Бери, большой тут нет науки,
Бери, что только можно взять.
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать, брать, брать.    

Василий Капнист. Автор миниатюры - Владимир Боровиковский.

- А сами вы, Сергей Алексеевич, в каких отношениях с русской литературой?

- В молодости я с удовольствием читал рассказы Тургенева и Толстого, стихи Пушкина и Некрасова, повести Гоголя. Подлинным потрясением стала для меня встреча с творчеством Александра Солженицына, чье значение в России и в мире еще не до конца оценено. Регулярно бывая в Москве, посещаю научно-культурный центр, известный как Дом русского зарубежья имени Солженицына, часто связываюсь по деловым вопросам с его директором Виктором Москвиным. Что же касается современной русской литературы, то должен признаться, что знаю ее мало и очень жалею об этом. Так сложилось, что я недостаточно владею своим временем, чтобы читать. Текущие дела заваливают. Вот уйду в отставку - начну заполнять этот пробел. Не так давно открыл для себя интересного автора - Андрея Ланского, чьи стихи заново ввели меня в мир поэзии. Он также автор интересных романов.

- В отставку с какой должности уходите?

- Много лет я служил во французских банках, одновременно был учредителем банковской группы в Африке BOA (Bank of Africa), до сих пор с ней связан, хотя все меньше и меньше. Завершив официальную служебную деятельность, переключился на дела Русского Красного Креста во Франции (С.О.), задумываюсь: как перенести в Россию наш опыт по организации работы старческих домов?   

- Вот тут мог бы вам пригодиться графский титул: с его помощью легко решать все дела. На вашей исторической родине это всегда считалось нормальным.

- Мой титул - моя личная духовная опора, не меньше, но и не больше. Он помогает мне хранить память о предках, не позволяет уронить фамильную честь, поддерживает душевно. Никаких выгод я от него не ищу, считаю это недостойным.

- Мои собеседники по прежним интервью говорили, что их родители, дедушки-бабушки, оказавшись в эмиграции, "много лет сидели на чемоданах", ожидая, пока рухнет коммунистический режим и они смогут вернуться в Россию.

- Да, знакомые разговоры.

- Они этого момента не дождались, зато дождались их дети и внуки, которых Россия, сбросив власть коммунистов, ждала и готова была принять, но почему-то никто не спешил исполнить мечту предков. Возвращения не последовало. В чем, по-вашему, причина?

- Наверное, в том, что для большинства эмигрантов возвращение оказалось бы нелегким. Масса вопросов, с которыми русскому человеку, родившемуся и выросшему на Западе, смириться трудно и даже невозможно. Это, не в последнюю очередь, вопросы коррупции и взяточничества в России, которые со времен "Ябеды" не только не ушли в прошлое, но проникли глубоко во все поры жизни российского общества. А еще немаловажно, что желание вернуться упирается для человека в вопрос практический: что он станет делать по возвращении, где будет жить, в каких условиях...

- Иными словами, человек не уверен в завтрашнем дне. Или, напротив, уверен в том, что завтра все может повториться и плохо кончиться.

- Сошлюсь на свой пример. Лишь недавно я решился быть партнером и председателем группы компаний в России, а до этого медлил, отдавая себе отчет, что слишком мало знаком с особенностями русской жизни. Сразу соглашаться, чтобы меня там загрызли, не имело смысла. Выступая на проходившей в сентябре в Севастополе международной научно-просветительской конференции, посвященной 95-летию исхода на чужбину русской армии, флота и гражданских беженцев, я назвал события после Октября 1917 года в России "геноцидом, в ходе которого элита русского общества того времени была просто истреблена". Понимаю, что на русском дворянстве, русской аристократии лежит немалая доля вины в том, что произошло в российской истории, но не могу не думать и о том, как много умной, талантливой молодежи трудилось бы на благо России в промышленности и науке, в искусстве и культуре, в военном деле и финансовой сфере, если бы большевики не уничтожили миллионы людей! До сих пор наше Отечество расплачивается за это.  

- Сейчас скажу страшную вещь: если бы не Октябрь 1917-го, то ни вас, ни меня, ни наших детей не было бы на свете.

- Согласен с вами. Но от того, что мы оба это понимаем, черное дело, свершенное большевиками в России, светлым не станет.

- Коль мы заговорили об обидах, нанесенных властью коммунистов, давайте вспомним о судьбе вашей близкой родственницы Марии Ростиславовны Капнист.  

Мария Капнист. 1930-е годы. Снимок из коллекции Анны Подмаскиной. Владивосток.

- Я звал ее тетя Мира. Потомственная дворянка, она родилась в Петербурге, где у ее родителей был шикарный особняк. В семье росли еще трое сыновей - Василий, Андрей и Григорий и старшая дочь Елизавета. Их отец, граф Ростислав Капнист, был расстрелян большевиками на территории своего имения в крымском Судаке, куда увез семью, опасаясь расправы; Елизавета, горюя о смерти отца, скончалась от инфаркта; Василий утонул, Григорий погиб в одном из первых советских концлагерей, Андрей, сменивший "графскую" фамилию на Копнист, выжил, я его однажды встречал в Москве, потом потерял из виду; их матери, Анастасии Дмитриевне Байдак-Капнист, вместе с дочерью Марией помогли бежать крымские татары, переодев в свои национальные одежды. Обе остались в Советском Союзе, в 1931 году приехали в Ленинград. Мать, с ее знанием восьми иностранных языков, получила работу переводчицы; дочь, с детства проявлявшая актерский талант, поступила в театральную студию при драмтеатре имени Пушкина, а когда студия закрылась - стала студенткой Театрального института, но вскоре по причине дворянского происхождения была исключена. Мария уезжает в Киев, оттуда в Батуми, там ее арестовали местные чекисты, обвинили в "контрреволюции", отправили на восемь лет под Караганду, в исправительно-трудовой лагерь.

- Карлаг - это 1941 год, ее первый срок. Сидела в одном бараке с Анной Тимиревой, гражданской женой адмирала Колчака, потом до 1950 года катала вагонетки с рудой на шахтах Степлага, там в тюремной больнице родила дочь Раду от вольнонаемного инженера, поляка Яна Волконского, позднее расстрелянного. Второй срок получила за то, что избила воспитательницу лагерного детсада, увидев, как та издевается над Радой. Срок отбывала в Красноярском крае. Я много о ней читал, нашел в Сети ее фотографии до и после лагеря: на первых - красивая, элегантная женщина, от последних - сердце болит...

Мария Капнист. 1970-е годы. Снимок из коллекции Анны Подмаскиной. Владивосток.

- На свободу Мария вышла в 1956-м. Она мне рассказывала, что у нее был любимый друг, он пришел на вокзал, чтобы ее встретить. Но когда она вышла из вагона и прошла перед ним - он ее не узнал. Подумать страшно, что должна была чувствовать женщина!..

Мария была человеком исключительной красоты и врожденного благородства. Думаю, она много от чего глубоко страдала, но всегда держалась достойно, не роняя фамильную честь Капнистов. Стала актрисой украинского кино, снималась во многих фильмах, среди них - "Бронзовая птица", "Дикая охота короля Стаха", "Олеся", "Руслан и Людмила", получила звание заслуженной артистки Украинской республики. Мы с ней впервые повидались в Москве, потом она приезжала ко мне во Францию. Жаль, нам не удалось почаще общаться, чтобы больше понять друг друга, но так складывалась жизнь. Иногда я звоню по телефону в Харьков ее дочери Радиславе.

- Много лет идут разговоры о России, встающей с колен. Но разве она на них стояла?

- О-о, вот вы какой затронули вопрос! Его можно обсуждать долго, под разными углами зрения. Думаю, что да, в 1990-х годах Россия была на коленях, это стало следствием более семидесяти лет советской власти и самого существования СССР.

- Трудно представить коленопреклоненной страну, чей ядерный потенциал признан одним из наиболее мощных в мире...

- ...но, заметьте, которая рухнула от легкого толчка! И слава Богу, что это произошло спокойно, без потрясений в виде, скажем, Гражданской войны. Уверен, что Россия выходит на свои самые высокие уровни. И хотя ей еще многого предстоит достичь, но уже сегодня она в моих глазах становится похожей на державу, которая нужна современному миру. И то, как она сейчас себя проявляет, - для меня большая радость и большая гордость. Узнаю прежнюю Россию, про которую слыхал с детства и любовь к которой мне передали мои родители. Разумеется, я вижу, насколько ощутимо различие между жизнью крупных городов и провинции. Необходимо время, чтобы это различие стерлось. Как бы то ни было, сегодняшняя Россия начинает отвечать моему видению и видению моего поколения русских, находящихся за ее пределами. И хотя моя родина - Франция, здесь я родился, но мое Отечество - Россия, она живет в моем сердце.

- Вольно или невольно, но сейчас вы почти слово в слово повторили мысль, которую наш с вами общий знакомый, князь Никита Лобанов-Ростовский выразил в предисловии к моей книге интервью: "Отечество - понятие сердечное".

- Замечательно, что мы оказались единодушны с человеком, мной глубоко уважаемым. Впрочем, наше единодушие проявляется не только в этом. 

- Нам не уйти от темы нынешних отношений между Россией и Западом, заметно обострившихся в последние несколько месяцев на фоне событий в Крыму и Украине: дело дошло до введения экономических санкций. Франция к этому процессу подключилась. Вас, радеющего за Россию, еще не записали в представители пятой колонны, не называют лоббистом интересов Москвы?

- Много чего я на свой счет слышал, много чего про меня и моих единомышленников было написано, но нам это безразлично. Что касается санкций, то они оказались полезными. Скажу больше: по воскресеньям я ставлю свечки в церкви, чтобы санкции продолжились.   

- Вот так поворот! Не ожидал. Особенно после ваших признаний в любви к России.

- Вы не первый, кого шокировали мои слова, но я глубоко убежден, что благодаря этим дурацким санкциям Россия встает на ноги, развивается самостоятельно, используя свои собственные производительные силы. На уже упомянутой конференции в Севастополе я сказал, что если бы американская олигархия, которая так влияет на политику правительства США, была умнее, то дождалась бы, пока Россия, живя спокойно на своем газе, на своей нефти, упадет, как зрелый фрукт, к ее ногам. Теперь же благодаря санкциям происходят заметные перемены в российской экономике, меняется отношение к деньгам. Легкие деньги от продажи нефти и газа - они как яд, который постепенно травит.

- Вы представляете во Франции российский Институт стратегических исследований. Признаюсь, впервые слышу про такой. Чем он занимается? Какая роль в его деятельности принадлежит вам?

- Институт разрабатывает стратегические темы для России, конкретно - для администрации президента. Изучает ситуацию и делает свои выводы. Порой в странах Запада, и во Франции в частности, довольно резко реагируют на какие-то позиции России, и связь прерывается. Моя скромная роль - стараться поддерживать отношения на возможно более высоком уровне, способствовать тому, чтобы не потерялась связь между нашими странами в политической, деловой, церковной, общественной и военной сферах. И чтобы диалог, необходимый в любом случае, мог продлиться. Сегодня в политике Запада наблюдается большой недохват авторитетов. И это, думаю, одна из причин ослабления западной демократии, которая постепенно тускнеет. А у меня такое чувство, что в России может сложиться какая-то модель авторитетной демократии.

- Возможно, вы хотели сказать - авторитарной?

- Ну хорошо, пусть будет авторитарной. Так вот, если с этим не считаться - система управления государством слабеет, падает. Мы свидетели такого падения и у себя во Франции, и в других западных странах. В какой-то степени это произошло и у вас в Америке, где слабым правительством страны рулят олигархи. Действуя в интересах своих компаний, они подталкивают правительство к созданию однополярной мировой системы, которую смогут полностью контролировать.

Сергей Капнист. Фото: Андрей Маруденко. Париж.

- Прежде чем затронуть тему совершенной 13 ноября в Париже серии ужасных терактов, в ходе которых 129 человек погибли и более 400 были ранены, я обязан спросить - не оказался ли среди пострадавших кто-либо из ваших близких или знакомых?   

- Нет, слава Господу, никто из них не пострадал. Но я убежден, что странам Запада, и Франции в том числе, давно пора, не отступая от своих демократических принципов, научиться их защищать. А у нас демократию принимают как достижение, которое незачем поддерживать, потому, якобы, что у нее врагов нет. Но они есть! Мы 13 ноября получили тому доказательство. Проблема борьбы с терроризмом в исламской части мира настолько сложна, что для ее успешного решения необходим военный ответ. Этот ответ должен быть единым, в составе коалиции, лишь она способна искоренить терроризм. Тот факт, что страны Запада не смогли защитить христианские идеалы, существующие много веков,  привел к теперешним событиям. Когда обсуждался проект Конституции Евросоюза, высказывались мнения о необходимости указать, что Европа сильна христианскими корнями, христианскими ценностями. Эти мнения не были услышаны, что, на мой взгляд было серьезнейшей ошибкой, потому что в итоге на месте Европы с идеалами появилась Европа чиновников. Еще одной ошибкой выглядит в моих глазах принятое 20 лет назад Шенгенское соглашение: оно слишком широко открыло границы двадцати шести стран, упростило паспортно-визовый контроль на границах, снизило уровень проверки, тем самым открывая путь потенциальным террористам.

- Замечено, что этот теракт прибавил число сторонников ультраправой партии "Национальный фронт" и ее лидера Марин Ле Пен. Партия требует, чтобы правительство Франции ограничило или вообще прекратило иммиграцию, в первую очередь из стран арабского Востока, откуда исходит главная угроза терроризма. Заговорили о необходимости внести изменения в Конституцию Франции, в той части, которая касается иммигрантов. Этого следовало ожидать?

- Да, сейчас идет об этом речь. Мы живем в Пятой республике, как принято именовать период с 1958 года, когда была принята ныне действующая Конституция Франции, и по настоящее время. Вероятно, следует задуматься о Шестой республике, которая бы жила по новой Конституции, поскольку старая связывает страну обязательствами перед ее бывшими колониями и сегодня выглядит несовременно. Лично я считаю разумным усиление тех глав Основного закона, которые касаются защиты наших границ от нелегальной эмиграции. После терактов 13 ноября президент Франсуа Олланд объявил о чрезвычайном положении в стране и попросил выделить из казны дополнительные средства на нужды армии и полиции, чтоб они могли более эффективно защищать сограждан.

- Что ж, цель оправдывает средства, в данном случае - дополнительные. Но и  международному терроризму подобное на руку: его цель - чтобы западные страны тратили бюджет на укрепление границ, на усиление армии и полиции в ущерб социальным нуждам, системам образования и здравоохранения. Есть у него и другая цель, помимо стрельбы и взрывов: посеять панику, держать нас в страхе и напряжении, в  постоянном ожидании теракта.  

- Да, это важная часть стратегии международного терроризма, мощный рычаг, с помощью которого он рассчитывает полностью дестабилизировать обстановку в странах Запада. Но этой своей цели он никогда не достигнет. Слушаю радио, смотрю новости по телевизору, читаю газеты - люди не поддались страху, они не отказались от привычного образ жизни, работают, развлекаются, посещают театры, путешествуют, ходят в магазины... Я уверен, что в конечном итоге терроризм будет побежден, но мне абсолютно непонятно, почему Запад и Россия так долго не могут согласовать свои действия в борьбе с этим кошмаром. Мне кажется, что политики, которые не поняли  вовремя необходимости таких действий, совершают грубую ошибку, плохо выполняют свои обязанности и поэтому недостойны занимать свой пост.

- Мои друзья, узнав, что я намерен еще раз побывать во Франции, советовали сделать это побыстрее, пока она еще остается Францией. Понимаю, что это горькая ирония, но, по-вашему, основание для нее есть?

- Уверен, что Франция сможет остаться Францией. Хотя, если судить с точки зрения демографии, то иронию ваших друзей можно понять. Но я бы мог вам назвать множество французов марокканского, алжирского и, естественно, русского происхождения, которые полностью интегрированы во французское общество. Не следует распускать разлагающие идеи, будто Запад, и наша страна в том числе, исламизируется. Другое дело, что нужно изменить условия приема новых эмигрантов. Должен признать, что есть у нас города, в которых очень большой процент выходцев из Северной Африки, иногда их число даже превалирует над коренным населением, а молодежь посещает мечети, в которых муллы якобы от имени Корана проповедуют экстремистские  идеи. И если, как было до сих пор, не обращать на это внимания, то, вероятно, можно задаться вопросом: что станет с Францией через 15-20 лет?  

- То есть мне все же следует поспешить с визитом в Париж?

- Поскольку вопрос все-таки существует, думаю, что надолго откладывать не стоит.  И у нас с вами появится хороший повод для личной встречи...