Озарение Лазарь Фрейдгейм

Лазарь Фрейдгейм

Озарение

Тихая узкая улочка в предместье Лондона. Мы шли навстречу. С улыбкой формально кивнули друг другу головами, как принято здесь в знак приветствия. Прошли дальше. Что-то всколыхнулось внутри. Я оглянулась. Он стоял уже в нескольких шагах позади и смотрел на меня, как бы ожидая ответной реакции.

- Валюша?! - прозвучала вопросительная интонация знакомого голоса.
- Валька!!! - уже без всяких признаков британского этикета заорала я и тотчас повисла на его шее.

Трудно сказать, как бы воспринял эту сцену кто-либо со стороны. Ему под 70, мне больше 55. Да, между нами была (и есть: это не изменяется) разница в 14 лет. Тогда, лет тридцать тому назад, это воспринималось мной как комплимент со стороны очень солидного интересного человека, но и как настораживающий знак при невольно серьезном взгляде на перспективу отношений. Но сейчас это была радость. Это была встреча!

Мгновения поражённого молчания сменились странной смесью двух тасующихся друг с другом монологов. Расстаться было невозможно. Все дела отошли в сторону. Валя пригласил зайти к нему, - это было совсем близко. Мы говорили. Мы вглядывались друг в друга. Мы вглядывались в прошедшие годы.

Валя подошел к книжному шкафу и уверенно достал из второго ряда книг папку, напомнившую мне сухое делопроизводство далёких советских лет. Он положил передо мной небольшой конверт.

- Посмотри, - немного смущённо сказал он.

Там оказались мои письма. Я ежедневно посылала их ему более четверти века тому назад. Удивило? Да, нет. Объединило старое и новое. Мгновенно поставило точку над i, несколько точек над чередой давних i, дало ответ на былые терзания. Прошедшие годы представились кристально чистым слоем воды, сквозь который чётко выявилось приглушённое временем прошлое. Точно также, в месте, скрытом от глаз домашних, его письма тех же дней хранились у меня. Мне не надо даже перечитывать ни его, ни свои письма. Я их помнила, как только что написанные и полученные. Я выпросила свои письма, чтобы вновь остаться наедине с ними и тем временем. Мы знали, что любое расставание у нас сейчас - не надолго.

Всполохи огня не позволяли оторвать взгляд. Треск сухих поленьев и запах смолистого дерева дополняли ощущение уюта. Тепло охватывало весенний дачный домик, бесприютно соскучившийся по людям за долгую московскую зиму. Оно проникало в нас, зашедших в дом после прогулки по еще пустому подмосковному поселку. Каждое мгновение и каждый шаг таил неизвестность, за которой скрывалось какое-то особое откровение. Долгожданное. Лелеемое во множестве встреч и в бесконечности неповторимых разговоров.

Это был день моего рождения. И казалось естественно ожидаемое единение, которое уже давно призывно сквозило в каждом прикосновении, в вязи словесных перекличек. Глаза давно проникали в самую глубину восприятия друг друга. При этом нам было друг с другом настолько хорошо, что сложившаяся форма общения казалась самодостаточной. Но мне не хватало ещё не постигнутых возможностей взаимопроникновения души и тела. Для этого нужны были особые, не случайные условия.

Небольшой круглый стол, прижатый к закрытому на зиму ставнями окну, в совместной суете постепенно становился праздничным. Маленький дом на фешенебельной ныне Николиной горе приобретал обжитой вид. Свободно расправился ароматный букет роз в большой хрустальной вазе. Шампанское, бокалы, фрукты, шоколад... Я всегда любила свой день рождения. Мечтательные надежды, сравнимые только с новогодними ожиданиями, суета подготовки и радость встречи с самыми близкими, да и ещё говорящими такие желанные слова. В это время всё это воплотилось в особые надежды, не четко проговариваемые даже мысленно.

Мы пили мягкий коньяк и вкусное шампанское. Гурманы скажут, что это плохо, но нам было хорошо. Всё было по его мановению точно таким, как я люблю. Искорки шампанского радостно оживлялись в бокалах игриво бросаемыми мной туда кусочками горького шоколада.

Что начинается после начала? Да и можно ли назвать началом долгожданный вымечтанный, вылюбимый шажок? Необходимо, естественно, неизбежно. Но ужас берёт, когда понимаешь, что за этим одним из счастливейших, а на самом деле самом счастливом мгновении жизни, последует расставание. Через пару дней Валя уезжал в отпуск. Я давно подталкивала его отдохнуть, сменить обстановку московской зачумленности.

Одно дело разум и сознание, а другое - пуля, подсекающая птицу счастья (фу, какая банальность) на взлете! Жизнь стоит на страже, не допуская пресыщения. Короткий вздох, а затем продолжительный выдох...

К этому мгновению жизни я и возвращаюсь постоянно (десятилетиями!) с теплом и благодарностью. Ни что другое, хорошее и яркое, в последующей жизни не микширует этот максимум. Всего несколько недель дистанционного разрыва перед многолетним продолжением. В тот момент это казалось непереносимым. И сегодня я возвращаюсь к этому, когда я стала более чем вдвое старше. Да и во мне, вероятно, многое изменилось: из канцелярской офисной крысы с дипломом инженера, я преобразилась в сотрудницу глянцевого женского журнала. Корреспонденствую в Европах и по всему миру.

Романтика воспоминаний. Как-то так получается, что счастье часто оказывается упущенным. Может быть, за этим стоит его сиюминутность, и реализующееся счастье постепенно утрачивает какие-то главные его черты, превращаясь в обыденность, затёртость, в быт? Надбытовая романтичность и реальная жизнь, - может быть, это две ипостаси этого красивого лебедя жизни - счастья?

Я прикасаюсь к этим письмам. Сегодня я, вероятно, выбрала бы другие слова, но это было тогда, и я ценю это сохранившееся восприятие того момента. Сейчас, кажется, впервые за много лет я перевела эти письма из своего подсознания в осязаемую реальность. Я совместила эти две стопочки писем - его и мою - в нежную, до слез будоражащую перекличку. Пусть хоть денек они будут вместе. Его письма написаны только для меня. И я оставляю их только для себя, ограничиваюсь малой толикой их тепла и мыслей в своих письмах. А еще в ушах и мозгу, как пирсинг, наши разговоры, разговоры по телефону и при дорогих встречах, которых всегда не хватало. Я никогда не представляла, что я столь ненасытна: дозированного судьбой общения было всегда мало. Всегда... И сегодня в воспоминаниях - тоже.

23 мая
Милый мой, любимый, здравствуй!
Я соскучилась по тебе ужасно. Прошло всего 3-4 дня, а мне кажется, что целая жизнь. Трудно выбрать время уединения, чтобы написать тебе письмо. На работе скучно и тоскливо без твоих звонков. Сейчас мне повезло: я осталась одна. Если бы ты был здесь, можно было весь день быть с тобой. Но ты далеко, и я только пишу тебе.
Дорогой мой, как мне хочется к тебе. Я теперь ни на минуту не расстаюсь с твоим последним подарком. Когда я чувствую цепочку кулона на шее, мне кажется, что ты касаешься меня, вспоминаю тебя близко-близко. Мне страшно хочется быть всё время с тобой.
Когда ты позвонил мне вчера, я просто обалдела, всё ликовало внутри меня. А ведь мы говорили всего-то пару минут и так недавно расстались. Меня ужасно злило, что я не могу сказать тебе в эти минуты то, что кипело внутри, то, что жжёт. Они же вокруг не представляют, что я говорю с любимым (и любящим?)! В твоём Крыму красивые и стройные женщины. Если ты в кого-нибудь влюбишься, я убью тебя. Но мне представляется, что твоей жизни ничего не грозит. Я надеюсь.
Я тебя крепко-крепко обнимаю, целую. В трезвом состоянии это делать еще приятней.

24 мая
Не сочти за нескромность. Но мне очень хочется, чтоб в условиях Черного моря ты реально чувствовал мою близость. Если плавки окажутся великоваты, не считай это за пожелание толстеть. Но знаю, - буду любить в любом состоянии. Целу-у-у-ю.

25 мая
Приветик!
А я на целых два часа осталась в офисе одна. За что я сразу взялась? Писать тебе. Не то, что ты, поросёнок. Наверное, пока не получишь моё первое письмо, не будешь писать. Я очень жду. Ну, как я могу, обгоняя почту, донести до тебя мои слова и желания?! Я не жду, я пишу и пишу любимому мужчине. Без всякой гордости и камуфляжа, делая это после большого перерыва второй раз в жизни. Нет, не второй - третий. Это впервые было еще до замужества. Важно другое: я хочу видеть тебя каждый день, постоянно. Я даже не представляла, что это так сильно и неотступно. Ты, видимо, и не ожидал от меня такого частого напоминания о себе. Да и нужны ли тебе все мои эмоции в такой концентрации и в таком объёме? А?
Хочу быть твоим сиамским близнецом. Нет, нет, нет. Хочу, чтобы ты как эгоист всю жизнь искал и лелеял мою любовь для себя.
Милый мой, я очень-очень скучаю без тебя. Миллион раз целую, обнимаю, жду.
P.S. Поцеловала тебя и как бы застыла в ожидании ответа. Ты же никогда не оставался в долгу.

Даже странно убеждаться, что ежедневная тяга была не только воспоминаниями тоскующей души, но и реальными событиями прошлого, строчками отражённых переживаний на бумаге. Оказывается, на век. Чувство благодарности к Валентину захлестнуло меня за эти сохранённые письма. Этот признак живости тех дней в нём. Такое единство нашего восприятия, столь желанное, оказалось реальностью.

26 мая
Валька!
Тебя сначала хочу отругать за твои необоснованные подозрения на отсутствие моих желаний, касающихся тебя!!! И за твои сомнения в восприятии мною дали-близи, как ты пишешь. И не колись, пожалуйста. А то у меня от этих уколов физиономия облазит, как после первого продолжительного загара.
Я осталась в офисе одна. Делаю свое главное дело: пишу тебе. Дело, приносящее удовольствие. Это как будто я с тобой разговариваю. Я вижу тебя при этом, твоё лицо. Ещё бы немного почувствовать твоё прикосновение. Не хватает ласковости твоих глаз. Мне кажется, они помягчают, когда будут читать письмо. Я задаю тебе вопросы, и сама же на них отвечаю, за тебя. Ты не думай, что я всегда отвечаю так, как мне хочется. Я иногда откликаюсь "наоборот". В большинстве случаев я потом понимаю, что ошиблась. А иногда скисаю и жду твоего вмешательства: в письме или по телефону.
А мои полоски на спине зажили? Я больше не буду так. Только ты не загорай сильно, пока они не зажили. А то останешься полосатым. Мне придется тебя переименовать в Зебрёнка.

Валенька, я так хочу, чтобы мы оказались вместе, чтобы и дома мы были вместе. Я очень-очень скучаю. Пусть мои тёплые мечтания согревают тебя.

29 мая
Валенька, родной, здравствуй!
Я вчера была так рада, услышав тебя. Ты не звонишь, а мне кажется, что тебя увлекла другая дама. Курорт - Крым - море...
Когда я мысленно провожала тебя, я радовалась твоему предстоящему отдыху. Но как только ты уехал, я почувствовала, что мир так несправедливо жесток. Он вырвал душу и сердце, которым было так хорошо, и оставил на их месте терзающую боль ожидания... Мне не хватает тебя здесь.
Сегодня у нас совершенно великолепный день. Прошел дождик, пахнет свежей листвой, молодой травкой. Когда ты вчера говорил со мной, у меня в голове проносились тысячи ласковых слов. Мне так хотелось выплеснуть их на тебя. Не для тебя, а для себя. Ты же, мой любимый, простишь мне такой эгоизм? Я ужасно злилась, что не могла себе это позволить, чтоб не возбуждать любопытство бабского окружения. Ведь всё это только наше. Я в первый раз чувствую себя собственником своих чувств, мне не хочется об этом говорить ни с одной подругой. Но я непрерывно об этом говорю сама с собой. Не сойти бы с ума. А может, уже?

30 мая
Привет, любимый!
Московская весна балует нас. Вот в такой бы день поехать с тобой вдвоём куда-нибудь на природу. А потом бы и не расставаться. Чтоб каждая секундочка дня и ночи принадлежала только друг другу. Как мне этого хочется. И когда только это сбудется? Я хочу, чтобы со мной ты забывал обо всём другом на свете! Я мечтаю принадлежать тебе, нежному, страстному, ласковому.
Я постоянно вспоминаю день моего рождения. Замечательный день! Ты у меня очень внимательный и заботливый. Я была поражена тем, как ты многое предусмотрел для моей радости в этот день. Честно, такого от тебя я не могла ожидать. Я с этим не встречалась. Оказывается, к женщине можно относиться и так...
Сейчас опять ты не звонишь. Ты такой негодный, толстокожий, не чувствуешь в этом Крыму, что я одна и, как на иголках, кручусь, надеясь на твой звонок. Буквально держу руку на телефонной трубке, вдруг это поможет. Заставляешь Валюшу страдать.
Хочется раствориться в тебе, быть в каждом твоем движении. Быть каждым твоим движением. Но при этом чтоб сохранилось волнение при каждом твоем приближении ко мне - в тебе и во мне. Милый мой, я тебя очень нежно и ласково целую и обнимаю. В.

Я отсылаю очередное письмо и невольно думаю о своем доме. Измена. Какое-то обличающее содержание внесено в это понятие, совсем не вытекающее из доброй этимологии слова. Смена, мена, замена - ну что дурного можно расслышать в этом? А тут безапелляционное клеймо: сто из ста опрошенных отрицательно отзовутся об этом понятии. Почему антонимом слову измена служит похвальное "верность", а однокоренному "изменение" косное "консерватизм"? Мне всё стало казаться иным. Можно, конечно, не применять это слово для названия чувства и отношений, которые могут возникнуть вне семьи. Но я считаю справедливым вдохнуть другую оценку в это слово. Не обличительную. Однословно определить поглощающую влюбленность в другого человека трудно. Но клеймо "измена" здесь несправедливо.

31 мая
Валечка, дорогой мой!
Ты не пишешь, а я обдумала и решила, что на это могут быть две причины:
- ты хандришь, капризничаешь и не хочешь об этом писать. Это очень плохо, но я тебя всё равно люблю;
- ты не хандришь, всё хорошо и весело, тебе некогда писать, но я всё равно тебя люблю.
Милый мой, пожалуйста, не кукся, возвращайся скорей, а то мне всякие мысли лезут.
Целую тебя очень, повисаю на тебе. Твоя В

На двух сторонах сложенной странички письма - два пожелтевших отпечатка до сих пор сохранившейся в письме вложенной мной розочки. О ней я забыла.

Я далека от всякой политики, но когда говорят о конституционных правах, я невольно вписываю в них право на любовь как форму права на личную жизнь, обобщённо - права на жизнь. Я не понимаю, почему это главенствующее для жизни состояние подвергается, как сейчас могли бы сказать, секвестру, остракизму - общественному и религиозному. "Не прелюбодействуй" - заповедь, которая раз и навсегда наложила табу на возможность особой части человеческих отношений. Это совсем не вседозволенность. Каждое проявление человеческой жизни может иметь неприемлемые проявления. Можно любить есть, но не превращаться в свинью. Можно любить музыку, но не доводить соседей до истерики какофонией собственного исполнения. Можно... Можно, наконец, любить, но не быть ни моральным, ни физическим насильником ни в семье, ни за её пределами.

Как образец в природе вспоминают моногамных братьев наших меньших. Наиболее часто - изящных лебедей и агрессивных волков. Замечательная и уникальная способность вечной привязанности. Но за этим не стоит закон, предписывающий такое поведение, нет осуждения и наказания за отклонения от единственности отношений. Это природа и "добрая воля". У людей, конечно, также случаются такие судьбы - к счастью избранных, к восторгу родных и знакомых. Я думаю, что за такую богоизбранную единственность никто не выступил бы осуждающим судьей. Судьба, достойная овации. Бывает так, но может быть и иначе...

Болезни могут добавляться, совмещаться, чередоваться. Музыка, книги, фильмы - что-то одно не исключает другого. Наконец, подруги и друзья... Почему вечер с одной из них совсем не позорит отношение к другой? Фетиш понятия любви, сексуальной любви как формы исключительной? Или фетиш интимной зоны (я бы сказала точней и прямей, но это выпадет из общепринятой лексики), подобно поклонению вещам, которых касались великие или любимые люди? В самих понятиях "невинность" и "потеря невинности" лежит предосудительность сексуальных контактов. Есть, конечно, отличия понятий "невинности" и "невиновности", но корень слов един - вина! О какой "вине" идёт речь? Какое проявление вины предопределяется с момента рождения?

А любовь? Говорят, что в таком случае это не любовь. Кто может быть судией в этой ситуации? Поэт, философ, подруга? Это столь личностно, что ни слово, ни дело другого не может даже приближаться к участию. Это мое дело! И действия, и оценка. Об этом я обязательно как-нибудь напишу для журнала.

2 июня
Завтра я уезжаю с Вовкой к родителям. Придется ждать встречи уже в Москве. Я даже не могу представить такого перерыва - без писем, без звонков. Вернусь в Москву одновременно с тобой.
Я очень скучаю по тебе. С радостью до боли поднял на вершину и бросил. Одной так неуютно. Если почта и сегодня не отдаст мне твои письма, то я рассержусь и на неё и на тебя. Очень хочу, чтобы мы уже вернулись в Москву и встретились. Закрыла глаза. Вижу нашу встречу. Больше никуда без меня не уезжай. Я буду стараться всегда радовать тебя.
Валенька, тысячу раз целую, крепко обнимаю. Хочу быть частью тебя, твоей жизни - нашей жизни. В.

Я прочитываю сейчас последние слова давних мечтаний и печалюсь множественному числу реального существования - наших жизней. Это так хорошо выглядит "нашей жизни"! События давних дней... Не на день, не на мгновение, это всколыхнуло душу и переродило всю суть восприятия жизни. Может это особенность моего женского ума. Но я нутром чувствую житейские взрывы, переворачивающие жизненные оценки и бытование.

Пришествия увлечений... Осуждаю ли я себя за такие моменты счастья? Да, пожалуй, нет. Вероятно, сожалею, что об этом приходится говорить в прошедшем времени. Каждое мгновение казалось абсолютно необходимым, жизнеобразующим. Чувство некомфортности появлялось при возвращении домой. Вина перед мужем за его не исключительность в моем сегодняшнем восприятии. Нежелание поддаваться нежности, которая начинала ассоциироваться с обязанностью.

В личном общении с мужем мне стыдно не перед ним, а стыдно за измену с собственным мужем моему любимому. Измена - это совсем не любовные отношения помимо семьи, это любовные отношения второй очереди, в память любви. Это приговор? Далеко не навсегда. Сердце способно к реанимации, и инструментом может оказаться жизнь.

Письма - что приоткрытый занавес. Замочная скважина в двери собственного дома и собственный ключ. А сколько всего самого разного было за последующие дни, месяцы и годы! Валентин, любовь к нему - другое, всё не так. Эти давние мгновения выдерживают новое прикосновение. Чувство, которое остаётся.

Навсегда.