Сирень и розы Александровского сада

Гений должен был все видеть и все понять. Ан нет. Не увидел и не понял. Как же так получается, гений всех времен и народов, а получил детский мат?

    Посол Германии в СССР принц Шуленбург тоже был против войны с Россией, он был последователем Бисмарка. Шуленбург специально летал в Берлин выяснить, какое решение примет Гитлер: начать войну с Россией или нет? Это было значительно раньше, чем 22 июня 1941 года. До начала войны оставалось почти два месяца, когда он летал в Берлин. 30 апреля 1941 года Шуленбург вернулся. Прилетев,  он сошел с самолета на Ходынском поле.

    Встречал его экономический советник Хилгер, родившийся в России, он был из обрусевших немцев. Русский язык являлся для него вторым родным языком.

- Кости брошены, сказал Шуленбург, Гитлер начнет войну.

Фюрер  пришел к этому убеждению еще в Берлине, хотя говорил ему прямо противоположное. Возможно, Шуленбург использовал также свои берлинские связи, чтобы понять, что готовил Гитлер.

    Через несколько дней со значительным риском для себя Шуленбург и Хилгер предприняли отчаянную попытку предупредить Сталина. Советский житель-обыватель, конечно, не знаком с этим фактом. Да, посол Германии Шуленбург и его советник Хилгер сделали это во время секретной  встречи с Деканозовым и Павловым (переводчиком).

Совсем маленького роста, Деканозов был послом Советского Союза в Германии и являлся человеком Берии. Низкорослые люди подбирались специально для Сталина, дабы ублажить его комплексу низкорослого человека: на их фоне он мог бы выглядеть, по крайней мере такого же роста. Таким были Ежов, глава НКВД, Михаил Рюмин, специалист по еврейскому вопросу и посол в Германии карлик Деканозов.  

    Шуленбург и Хилгер поднесли это Советскому Союзу на серебряном блюде да с золотой каемочкой. Ничего более достоверного не может и быть, чем секретные сведения, доставленные послом противоположной страны.

    Шуленбург сразу же заявил Деканозову, что они действуют исключительно по своей инициативе, и что их никто не уполномачивал действовать так. Но Деканозов продолжал упорно спрашивать - говорят ли они от имени германского правительства? Если это не является заявлением германского правительства, то он не может передать эту их информацию выше по инстанциям. Полная чушь. Дурацкая позиция Деканозова: мол, если война не объявляется официально, то такое объявление войны советские не принимают, это им не подходит! Вообще говоря, у советских нет воей позиции, есть страх и одна позиция многомерного ублюдка Сталина.То есть сведения о начале войны не принимал Сталин. А ведь таких сведений было множество.

    Почему не принимал? Потому что боялся, боялся взглянуть в лицо реальности. Его сковал страх, великий страх перед Гитлером, который захватил уже всю Европу без всяких потерь, просто маршируя под знаменами со свастикой. И он, Сталин, помог ему в этом - захватить Европу. А шло к захвату всего мира. На пути Гитлера, правда, лежала сермяжная Россия со сталинскими изможденными голодными колхозами, с советскими концентрационными лагерями, с русскими кулаками и с евреями, которых он ненавидел. Забыл Сталин про преимущество советских в танках, в самолетах, про преимущество "в живой силе техники". "Живая сила", которая легко в его руках становилась мертвой...

    Сообщение, принесенное Шуленбургом, не подходило товарищу Сталину.

    Вот когда начнет литься кровь, и Красная Армия станет отступать, и города и села будут гореть - это Сталину подойдет. Собственно, так оно и произойдет в будущем. Деканозов продолжал неустанно повторять-твердить, что "вам нужно будет говорить с Министром Иностранных дел Молотовым".

    Ситуация была такова, что каждый боялся сообщить Сталину, - война вот-вот начнется. Деканозов и сам смертельно боялся доложить вождю то, о чем рассказывал немецкий посол в Советском Союзе принц Шуленбург. Противоречие диктатору почти наверняка означало Лубянку или смерть. Все подыгрывали Сталину в этом его кровавом сумасшествии и подпевали ему.

    Разговор с Деканозовым происходил в первые дни мая 1941 года. До 22 июня была бездна времени, но ничего не сделал "гений всех времен и народов". В его облике соединялось-спрессовывалось вместе угребище социализма, вулканический комплекс неполноценности и страх.

    Советские на деле знали, что означали в жизни "Три источника и три составные части марксизма", что бы об этом ни говорили или, ни писали советские историки и пропагандисты, цитируя Ленина. Первая составная часть марксизма - убивать, вторая составная часть марксизма - убивать, и третья составная часть марксизма  - тоже убивать! Цель оправдывает средства: ради благородной цели, для счастья всего человечества, можно и убить несколько миллионов человек - не страшно. Зато те, кто придут потом, будут счастливы!

Определение благородства и счастья всего человечества принадлежало теперь только людям в кожаных куртках и в шлемах с красной звездой - большевикам. Это Достоевский писал о бесах. Теперь, в жизни, после большевистской русской революции 1917 года, возникли реальные Бесы - большевики. Поэтому Достоевского и запретили в сталинское время.

    В 1948 году, в январе, Джилас был приглашен на обед к Сталину. Там приутствовал также Жданов, который в то время осуществлял строгий надзор за литературой и искусством. Джилас спросил Сталина, почему запрещен Достоевский? Сталин ответил, что его не печатают, потому что он оказывает плохое влияние на молодежь.

    Советский режим боялся Достоевского, потому что молодежь могла сообразить, кем были Бесы в реалиях советской жизни.

    Прототипом Петра Верховенского в романе Достоевского являлся революционер Сергей Нечаев, написавший "Катехизис революционера". Убийство Шатова в романе прямо отражает убийство Нечаевым Иванова, посмевшего отойти от постулатов Нечаева. Нечаев сблизился с Бакуниным, после чего в 1869 году и написал "Катехизис революционера". Это был устав революционной организации "Народная расправа".

    Та расправа не должна была оставить камня на камне от существующей цивилизации человека. "Надо отрубить голову по меньшей мере сотне Романовых". Так считал Ленин. Он рассматривал Нечаева  как "титана революции". По мнению Ленина, "Достоевский дискредитировал Нечаева в глазах русской интеллигенции".

    Не могу удержаться, чтобы снова не процитировать "Катехизис революционера". "Революция знает (перевод с английского) только одну науку - науку разрушения и уничтожения".

    Шуленбург был аристократом, принцем, он верил в доктрину Бисмарка, что с Россией воевать нельзя. Шуленбурга казнили в 1944 году за участие в заговоре против Гитлера.

    Хилгер позже писал в своих мемуарах:

     "Ясно, что он (Деканозов) не мог себе представить, что мы сознательно навлекаем на себя величайшую опасность только для того, чтобы использовать последнюю возможность сохранить мир. Он представлял себе, что мы действуем по договору с Гитлером, и мы стараемся заставить Кремль сделать ложный шаг..." (Здесь и всюду перевод с английского мой - Авт.)..

    Конечно, великий советский народ не знал, что посольство Германии в Москве, Шуленбург и Хилгер всё рассказали в мае 1941 года о предстоящей войне против СССР, которую собирался начать Гитлер. А послеперестроечный российский народ не знает этого и сейчас. Ни один русский писатель не писал об этом, не сообщил обывателю и гражданину. Ни один русский писатель не писал о бегстве Сталина 18 июня в Сочи. Не знал об этом и мой родственник, специалист по Германии, выпускник с золотым дипломом института Международных Отношений, А.П. Что-то слышал, но не знал. Не знал и про Шуленберга и Хилгера. Вот такие пироги с котятами, которые русский человек ел в 20-ом веке, продолжает есть и сейчас, в 21-ом. А ведь прошла уже почти одна пятая времени 21-го века.

    Виктор Суворов, автор исторических романов и бывший советский шпион-перебежчик, об этом знал. Но Суворов - человек специальный, которому разрешено было знать по роду его жизни. Знать - и не болтать. Суворов написал, что Шуленбург являлся шпионом. Если так, то он, принц Шуленбург, нашел бы другие пути доставить эту информацию советским. Тем более, что Деканозов сам был доверенным человеком, супершпионом Берии.

   Эта информация, о разговоре немецкого посла с Деканозовым, конечно же, дошла до Сталина. Но вождь ничего не хотел видеть. До последнего дня - до 22 июня 1941 года - он всё ждал, ярился, расстреливал. Маньяк-убийца не смог заговорить реальность всей жизни. Ничего не помогало Сталину - ни псевдоглубокий марксизм-ленинизм, ни опыт построения социализма в отдельно взятой стране. Сталин воспринимал этот тезис  как свое развитие теории марксизма, и очень этим гордился, хотя, как и многое другое, украден он был тоже у Троцкого. 

    Как бы Сталин ни пыжился, реальность оказалась совсем другой.

    Позже он будет говорить с Берия, чтобы через разведку каким-то образом уговорить немцев за большой кусок территории прекратить войну. Он не верил, что Россия может выстоять, выиграть войну. Этот разговор услышал Жуков, приехавший только что с Ленинградского фронта, и ожидавший приема в коридоре, откуда мы и знаем, о том разговоре Сталина с Берия.

     Откуда эту идею взял Сталин? У Троцкого и у Ленина взял, когда заключали они с Германией Брестский мир в Первую мировую войну - отдать территорию за мир. Сам он не мог родить ни одной идеи. То, что идеи родились у Троцкого и Ленина, не означало, что они были верными. Оба этих деятеля вызывают отвращение своей фанатичной приверженностью к кровавым догматам "Катехизиса" Нечаева, хотя оба они и явились жертвами Сталина: Ленина Сталин отравил, а Троцкого - убил с ообой жестокостью. Убийство Троцкого было организовано еврейским человеком, генералом НКВД Наумом Исааковичем Эйтингоном. Это он ждал убийцу Меркадера неподалеку от дома Троцкого в Мексике.

    Сталин был счастлив, что Троцкий был убит, и обещал Эйтингону никогда не трогать за это преступление, но все-таки посадил его. Убийство Троцкого было совершено через десять дней после того, как Троцкий в 1940 году опубликовал в журнале "Либерти", что Сталин отравил Ленина. Троцкий, будучи политически недалеким и не очень смелым человеком, наконец, решился сделать это заявление.

    В 1941 году, в июне, Сталин понял, что надо бежать, да подальше. Чтобы свои же не пришили. Чтобы в лубянскую стенку, щербатую от пуль, в подвале, на площади Дзержинского в Москве, не вдавили бы. А может еще и русский человек поднимется в своем гневе против Сталина? Вот и летел, несся на скоростном экспрессе через всю Россию в Сочи. И ждал там вдали, простит ли русский народ его, бандита, который втихаря, чаще чужими руками, уничтожил миллионы своих же, дабы скрыть его личные преступления.

И простил его темный русский мужик, да ещё в сумасшедшей экзальтации кричал-выкрикивал под пулями перед смертью: "Да здравствует Сталин!". А может, и понимал, что все равно пришьют, замедли он бежать в атаку: сзади стояли свои в заградотряде, те стреляли наверняка в спину, а немецкая случайная смерть, может и минует его, русского человека; вот от этого и кричал он, русский человек, "За родину, за Сталина!" К тому же, после полкружки спирта, разливаемого командиром перед атакой на немцев, влил в себя, прожгло все до пальцев ног одним разом - побежишь куда угодно, и кричать будешь что угодно. Действительно, вой снарядов, земляная траншея, винтовочная и автоматная стрельба то тут, то там, слегка по ободу заржавленная кружка, заполняемая спиртом, дети и жена неизвестно где, всё всюду горит, смерть спереди, смерть сзади - и команда вдруг: "Вперед!".

    Не зря Гоголь писал о русской тройке:

    "Эх, тройка! Кто тебя выдумал... летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканьи, где не успевает означиться пропадающий предмет, только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны". 

    И сейчас, в 2018 году, проклятье Сталина до сих пор висит над Россией, а некоторые там рисуют Сталина на иконах и даже желают превратить Сталина (А. Проханов) в святого, чтобы увековечить свое собственное рабство.

***

    Вот что писал в мемуарах адмирал Кузнецов. Речь о происходящем  накануне войны - 21 июня 1941 года. /"Военно-Морской флот накануне Великой Отечественной войны", Военно-исторический журнал, 1965, № 9, стр. 73-74. Н.Г.Кузнецов/.

"Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К. Тимошенко.

- Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне.

Быстро сложил в папку последние данные о положении на флотах и, позвав Алафузова, пошел вместе с ним. Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К. Тимошенко... Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листков большого блокнота для радиограмм. Видно, Нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго. Семен Константинович (Тимошенко, Ф.И.Б.) заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну. Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной - на трех листах. В ней подробно излагалось что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии... Пробежав текст телеграммы, я спросил:

- Разрешено ли в случае нападения применять оружие?"

То есть из пространной телеграммы Жукова Кузнецову не было ясно, разрешено или не разрешено открывать огонь по наступающему противнику, который будет бомбить русские города и деревни, и сжигать их, а прекрасная русская природа будет обагрена кровью солдат знаменитой Красной Армии? Прочтя приказ Жукова, Кузнецов не нашел ответ на этот вопрос и вынужден был прямо спросить Жукова. Это говорит о том, что Жуков в 11 часов вечера 21 июня был не в состоянии четко определить в приказе свою позицию письменно; это, в свою очередь, говорит о том, что Сталин был против того, чтобы отвечать на германское вторжение каким-либо образом, кроме воздержания от ответа противнику не только всей имеющейся мощью, а даже, хотя бы единым ружейным выстрелом.

Второе, о чем говорит отсутствие ясного ответа в приказе Жукова, это то, что Сталина не было поблизости, чтобы просто соотнестись с ним, хотя это и могло грозить большим риском для собственной жизни.  

Можно сказать и так: сделав себя недоступным в силу его бегства из Москвы, и ни на кого не возложив свои обязанности, он оставил командование советскими войсками в полной прострации.  Напомню - Сталин постоянно истерично кричал, чтобы не отвечать на провокации немецких генералов. А время-то - уже после 11 вечера. Но положение было катастрофическим, и Жуков сказал (письменно не написал, но сказал):

- Разрешено.

Напомню, 18 июня Сталин в ярости во время заседания Политбюро выскочил из кабинета, потом просунул свою голову в дверь: запомните, будете двигать войска на границе, полетят головы! Вы меня знаете! В молчании остались сидеть рабы - члены Политбюро, ожидая, что вот сейчас, с автоматами вбегут внутренние войска и всех перестреляют.

Продолжаю изложение мемуаров адмирала Кузнецова.

"Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алфузову:

- Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите! ... Уточнил, правильно ли я понял, что нападения можно ждать в эту ночь?"

У кого уточнил Кузнецов? У Жукова он уточнил. Замечу, Кузнецов опять переспрашивает Жукова, это говорит о том, что никаких указаний со стороны Сталина: что делать? не поступило.

Жуков отвечает ему:

"Да, правильно, в ночь на 22 июня".

Кузнецов прдолжает в мемуарах: "А она уже наступила! ... Позднее я узнал, что Ннарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину".

Так оказывается, и Жуков, и Тимошенко были у Сталина в 17 часов?.. Уточню - у Сталина они не были.! Они могли быть вызваны к Сталину на разговор. Но Сталина уже не было. По свидетельству, приведенному в книге Дельбарса, 23 июня в Сочи его встретил некий человек, который запросто зашел к нему, и о котором я писал выше, и увидел вождя и Главнокомандющего полностью изможденным. Бедный Сталин не спал всю ночь.

Посмотрите, что получается. В 11 часов вечера Сталина нет, хотя вроде бы разговор со Сталиным у Тимошенко и Жукова состоялся раньше, в 5 часов вечера. Какой разговор? О чем? Может быть, по телефону из Сочи? Как с Тюленевым. Никто ничего не сообщает. И никто ничего не знает. Если это о войне, которая вот-вот начнется, почему и Тимошенко, и Жуков только начинают раскачиваться, да и то - будто в каком-то анемичном состоянии. Хотя в критические моменты войны приказы становятся односложными, простыми: "Огонь!", "Наступать!", "Патроны не жалеть!", "В атаку!" А не на три страницы, которые тщательно расписывает Жуков.

Еще несколько замечаний. Кузнецов несколько иронично пишет о трех страницах приказа Жукова, но осторожно, чтобы не заметила цензура. Предлагаю читателям оценить скрытую иронию Кузнецова в следующих фразах.  "Помнится, она была пространной - на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии".

Нужно действовать решительно, а Жуков пишет целые простыни. И второе, весьма и весьма странное: Тимошенко как бы не замечает Кузнецова. Вот что пишет умно и сдержанно Кузнецов, я повторяю: "Семен Константинович (Тимошенко, Ф.И.Б.) заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну".

Как это "заметил"!? То есть, почти не видел. Тимошенко вызвал Кузнецова, чтобы сообщить о начале войны с Германией! Специально вызвал, а тут - почти не заметил Кузнецова и Алафузова? Что за игра?  Потом, интересна сама формулировка: "считается возможным нападение". К тому же, в 11 часов вечера, в самый решительный момент, во время их разговора Сталина не было. Никаких срочных митингов, никаких срочных встреч. Кузнецов разговаривает с Жуковым и Тимошенко. Что ж, в этот самый критический момент жизни всей страны Сталин никого не собрал, чтобы всё проверить самому, чтоб решить - что же делать? А как же любимый русский народ, за который он поднимал тост после войны? Никак, разлюбил товарищ Сталин русский народ в этот момент?

Как пьянствовать в Кунцево до четырёх утра, смотреть Марлен Дитрих и голых красоток Голливуда - так собирал всех. Правда, тут было и другое - держал всех при себе, чтобы не воткнули бы нож в спину и требовал, чтобы упивались бы все вусмерть, все с той же целью.

А как воевать с Гитлером - он бежит в Сочи!

Вернемся к событиям, происходивших 21 июня вечером. Как бы нет продолжения того разговора со Сталиным, который, как будто бы,

состоялся в пять чсов вечера. Решается главная задача как встретить нападение Германии. Сталина нет. И нет более продолжения разговоров со Сталиным 22 июня и в другие дни июня, вплоть до 30 числа (это по Хрущеву). Разговоры эти, разумеется, были, но только по телефону.

Круто! - как говорят сейчас в России постсоветские перестроечные люди. А я, как человек проживающий в Америке, добавлю: очень круто!

Следует отметить, что Кузнецов в нарушении всякой субординации 21 июня в пять часов вечера, сам отдал приказ всем флотам о введении боевой готовности номер 2, а позже, после разговора с Жуковым и Тимошенко звонил всем, не дожидаясь приказа ставки, о введении полной боевой готовности, готовности №1.

Как уже ясно читателю, Сталин еще не давал приказа открывать огонь! Это видно будет из разговора по телефону генерала армии Болдина с Тимошенко из штаба западной группировки войск уже 22 июня, см ниже.

    После распоряжения Н.Г.Кузнецова, в ночь на 22 июня, флот начал готовиться к немецкой атаке. В Севастополе было введено всеобщее затемнение. Затемнение и установка мин по приказу другого  - Ф.Кузнецова - Начальника Прибалтийского Военного Округа - 21 июня привело к разжалованию Ф.Кузнецова,и мины стали разминировать.

    Что касается Николая Герасимовича Кузнецова, то, в будущем  его ждал расстрел. Введение готовности №2 видно из его мемуаров "Накануне". К счастью, это прошло мимо Сталина, мимо Тимошенко, мимо Жукова. Думаю, однако, что не прошло мимо Жукова и Шапошникова, потому что они-то, понимали, что война вот-вот случится, и были в полной прострации.

    Главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов писал в мемуарах после войны ("На службе военной", Москва, 1963, стр. 171-75): "Мое сердце чувствовало себя плохо. Война все больше приближалась к нам с каждым часом…Но в Министерстве обороны (Тимошенко, Ф.И.Б.) уделялось мало внимания этим тревожным сигналам... В апреле, мае и в июне Генеральный Штаб распространил документы чрезвычайной важности. Они рассказывали о крупномасштабных перемещениях немецких войск к нашим западным границам и перечисляли количество корпусов пехоты и танковых дивизий. Авторы этих документов не делали никаких важных и ясных заключений из этих фактов, они только ограничивались изложением этих фактов. Было ясно, что Генеральный штаб, (Жуков, Ф.И.Б.) не верил, что война произойдет в 1941 году. Это исходило от Сталина..."

Первый месяц войны. Начальник Генштаба Г.К.Жуков.

    Воронов здесь лукавит, он пишет: "Было ясно, что Генеральный штаб не верил, что война произойдет в 1941 году". Как это не верил? Все происходило, что называетя, перед глазами Генштаба - и не верил? Если бы он написал, что все были охвачены страхом, вселенским страхом перед Сталиным за свою жизнь - было бы верно. Вот такая коммунистическая форма руководства жизнью: под страхом твоей собственной смерти всегда и везде. Но "секретные" люди и созданная ими цензура наблюдает за малейшим словом, произнесенном в стране, вот он, известный маршал артиллерии и пишет лживые слова. Далее идут в то время уже разрешенные слова: "Это исходило от Сталина".

    Жуков прекрасно все понимал, но боялся открытой конфронтации с вождём. Конфронтация со Сталиным означает смерть. И Воронов это понимал, потому что пишет: "это исходило от Сталина".

    Генеральный штаб, то есть Жуков, не смел противопоставить Сталину свою точку зрения. Ясно, что открытое противоречие Сталину привело бы к казне Жукова. Вот до какой жизни дожил "могучий, кипучий", ("еб…й") Советский Союз!

    Кто-то должен был заплатить жизнью за непринятие Сталиным необходимых немедленных решений. За это заплатили своими жизнями сотни и сотни тысяч послушных совграждан, русских и нерусских, евреев и неевреев, которые всю жизнь кричали (и сейчас кричат): "Наш паровоз, вперед лети. В коммуне остановка. Другого нет у нас пути, В руках у нас винтовка!..".

    А вот другой куплет из этой же песни: "Наш паровоз мы пустим в ход, такой какой нам нужно. И пусть создастся только фронт - пойдем врагов бить дружно!".

     Сталин и помчался "бить дружно врагов", слиняв в Сочи. Ни один русский историк или писатель не написал, что Сталин убежал в Сочи. А идет уже 21 век. 2018 год, добрая пятая часть этого 21-го века уже прошла.

Продолжение следует.

©Copy right by Philip Isaac Berman.