Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить... Эвелин Беатрис Холл

независимый интернет-журнал

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин
x

АБРАША И СОНЯ или Бабий Яр длиною в жизнь

Опубликовано 28 Июня 2022 в 08:55 EDT

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»
Гостевой доступ access Подписаться
../users/232/aCP_1656421275.jpg

Вот го­товый сце­нарий на­шей жиз­ни. Пусть да­же с ва­ри­аци­ями. Пер­вая се­рия по­нят­на – это сказ­ка. Вто­рая – сам про­цесс прев­ра­щения сказ­ки в быль, и третья – что по­лучит­ся.

Уже от­пля­сали Ро­мео и Джуль­ет­та, от­пе­ли Рус­лан и Люд­ми­ла и да­же Та­хир и Зух­ра прош­ли че­рез ки­нема­тог­раф. До­тяну­ли до треть­ей се­рии, но ни­чего хо­роше­го ни у ко­го из них не по­лучи­лось. Те­перь Аб­ра­ша и Со­ня. Мо­жет вык­ру­тят­ся? По­жела­ем им уда­чи...

Жи­ла-бы­ла де­воч­ка с прек­расным име­нем Со­неч­ка. Дву­хэтаж­ный де­ревян­ный те­ремок, в ко­тором она оби­тала, у­ют­но ус­тро­ил­ся на бе­регу Днеп­ра. Пер­вый этаж – это вы­сокие сваи, по­тому что во вре­мя па­вод­ка во­да под­ни­малась аж до вто­рого эта­жа и в квар­ти­ру мож­но бы­ло вой­ти пря­мо с лод­ки. По­это­му их па­ру раз гра­били под прик­ры­ти­ем но­чи. До­бытое пог­ру­жалось пря­мо в лод­ки.

До­мики сто­яли близ­ко лруг от дру­га. На кры­шах меж­ду ни­ми бы­ли про­ложе­ны шат­кие де­ревян­ные мос­ти­ки. Ког­да во­да под­ни­малась, по ним пе­рехо­дили от до­ма к до­му. Ухит­ря­лись не па­дать.

Из окон вто­рого эта­жа как на ла­дони бы­ли вид­ны гру­зовые бар­жи. Их тя­нули тру­дяги бук­си­ры, гром­ко шле­пая по во­де заг­ре­бущи­ми ло­пас­тя­ми, пре­одо­левая силь­ное те­чение этой древ­ней, мо­гучей ре­ки. Ни­коль­ская Сло­бод­ка - мес­то ска­зоч­ное. В гра­ницах Ки­ева она ока­залась при­мер­но, в 1923 го­ду, сбе­жав из Чер­ни­гов­ской гу­бер­нии. Здесь, в Ни­кола­ев­ской цер­кви, в 1910 го­ду об­венча­лись Ни­колай Гу­милев и Ан­на Ах­ма­това.

В яс­ную по­году от­сю­да хо­рошо прос­матри­вал­ся кра­савец Ки­ев, под­ми­гива­ющий ти­хой Сло­бод­ке зо­лоты­ми ку­пола­ми Пе­чер­ской Лав­ры.

Что­бы по­пасть в го­род, нуж­но па­рохо­дом пе­реп­ра­вить­ся на пра­вый бе­рег, при этом по­лучая удо­воль­ствие от пу­тешес­твия по во­де. Но мож­но и ме­нее ро­ман­тично, тря­сясь на трам­вае че­рез цеп­ной мост.  Ред­кий трам­вай мог про­ехать по не­му, не сой­дя с рельс.

Семья Рах­ман, как и по­ложе­но нор­маль­ной ев­рей­ской семье, бы­ла не ма­лень­кой: че­тыре де­воч­ки и че­тыре маль­чи­ка: Илю­ша, Лё­ва, Ле­нич­ка и На­ум­чик. Что они все де­лали, чем за­нима­лись – спро­сить не у ко­го. 

Стар­шая дочь Гер­ша и Бро­ни, Ве­ра, де­вуш­ка ма­лень­ко­го рос­та, но с твер­дым и ре­шитель­ным ха­рак­те­ром, пер­вой выш­ла за­муж за вы­соко­го, сим­па­тич­но­го Иса­ака с мар­ме­лад­ной фа­мили­ей Мер­мель­штейн. Он за­пом­нился сво­ими кра­сивы­ми боль­ши­ми зу­бами, так как всег­да улы­бал­ся. Вто­рая сес­тра Ра­хиля про­пус­ти­ла Со­неч­ку впе­ред, по­тому что Со­неч­ка как раз встре­тила сво­его Аб­ра­шу и очень в не­го влю­билась. 

Аб­ра­ша был млад­шим офи­цером, при­ез­жал за Со­неч­кой на ав­то­моби­ле, би­бикал, со­об­щая о сво­ем по­яв­ле­нии, а ког­да она выг­ля­дыва­ла в ок­но, на­жимал ка­кую-то кно­поч­ку и в угол­ке пе­ред­не­го стек­ла под­ни­малась и опус­ка­лась «ру­ка» - ука­затель по­воро­та, - уди­витель­ная шту­ка по тем вре­менам. Лю­бая де­вуш­ка влю­билась бы в та­кого Аб­ра­шу.

По­том за­муж выш­ла Ра­хиля, взяв в мужья ти­хого, доб­ро­го че­лове­ка по име­ни Ле­ва с фа­мили­ей Покрас. Не Покрасс, как у из­вес­тных ком­по­зито­ров с уда­рени­ем на пос­леднем сло­ге и уд­во­ен­ным «с» в кон­це, а имен­но Покрас. А по­том и млад­шая, ве­селая кра­сави­ца Та­нюша, уш­ла к му­жу и ста­ла Галь­пе­риной. 

Все сес­тры пе­реб­ра­лись в го­род, а Со­неч­ка ос­та­лась с ро­дите­лями. Вско­ре у сес­тер на­чали по­яв­лять­ся де­ти, при­чем, у всех – маль­чи­ки. Пер­вым у Со­неч­ки и Аб­ра­ши ро­дил­ся Ян­кель. Это был 1936 год. Че­рез два го­да они по­дари­ли сво­ему пер­венцу бра­тика, бе­лоб­ры­сого кра­сав­ца, ко­торо­му дол­го по­дыс­ки­вали со­от­вет- ству­ющее по кра­соте имя. И наз­ва­ли его Зя­ма. 

На этом пер­вая се­рия за­кан­чи­ва­ет­ся и на­чина­ет­ся вто­рая – са­мая ин­те­рес­ная и для бу­дущей кра­сивой жиз­ни очень важ­ная. 

Не так уж мно­го за­пом­ни­лось ма­лень­ко­му Ян­ке­лю из то­го счас­тли­вого вре­мени, ког­да он ба­рах­тался в сказ­ке пер­вой се­рии. Ка­тание на ба­буш­ки­ной но­ге – лю­бимое раз­вле­чение. Улу­чив мо­мент, ког­да та от­вернет­ся, он хва­тал ее за но­гу, са­дил­ся вер­хом и кри­чал: «Ка­тай!». Она под­ни­мала но­гу вверх, опус­ка­ла вниз, Ян­кель виз­жал от вос­торга, а ба­буш­ка приго­вари­вала: Вис ци ги­нимен оф майн коп? В смыс­ле, где ты взял­ся на мою го­лову? Хо­тя к го­лове это ни­како­го от­но­шения не име­ло. По­том Ян­кель уса­живал­ся к де­душ­ке на ко­лени и тот кор­мил его ма­лень­ки­ми ку­соч­ка­ми хле­ба с са­лом, ко­торый вы­ковы­ривал из лю­битель­ской кол­ба­сы. Ка­кая ска­зоч­ная жизнь бы­ла в том те­рем­ке! Ян­кель, как за­воро­женый раз­гля­дывал проп­лы­ва­ющие ми­мо бар­жи и ко­поша­щих­ся на па­лубе ма­лень­ких, иг­ру­шеч­ных че­ловеч­ков, ко­торых мож­но раз­местить да­же на его кро­шеч­ной ла­дош­ке. Глаз ре­бен­ка еще не поз­нал за­коны пер­спек­ти­вы и все вос­при­нима­лось так, как ви­делось.

Ог­ромный шкаф дер­жал боль­шое стек­ло, за ко­торым скры­вал­ся нез­на­комый мир. Ма­лень­кий че­лове­чек, та­кой же как на па­лубах бук­си­ров за ок­ном, кор­чил ро­жи, бе­гал ту­да-сю­да, но ког­да двер­цу со стек­лом от­кры­вали, тот ку­да-то пря­тал­ся. Эту тай­ну Ян­кель дол­го не мог раз­га­дать.

За­пом­нился праз­дник под наз­ва­ни­ем «вы­езд в го­род»: мно­голюдье, ве­чер­нее ос­ве­щение, вкус­но пах­ну­щий трол­лей­бус с ог­ромны­ми ко­леса­ми, да­же боль­ши­ми, чем он сам, и сту­пень­ка у са­мого тро­ту­ара, та­кая низ­кая, что он мог сту­пить на нее без ма­миной по­мощи. Что еще мо­жет за­пом­нить­ся ре­бен­ку в пять лет? 

И тут вдруг, плен­ка об­ры­ва­ет­ся, все се­рии пе­реме­шива­ют­ся, сказ­ка за­кан­чи­ва- ет­ся на са­мом ин­те­рес­ном мес­те.

И на­чина­ет­ся вой­на. 

Ки­ев бом­би­ли, нам объ­яви­ли... Все муж­чи­ны от­пра­вились на вой­ну со­вер­шать под­ви­ги.

Жен­щи­ны ос­та­лись, не пред­став­ляя, ка­кие ро­ли им рас­пи­саны в этом се­ри­але и ка­кие под­ви­ги пред­сто­ит со­вер­шить. Лю­ди во­об­ще не рож­де­ны для под­ви­гов. Это про­тиво­ес­тес­твен­но для че­лове­ка. А для жен­щи­ны тем па­че. А тут та­кая бе­да! Ин­форма­ции ни­какой. Пер­вое, что при­ходит в го­лову – это бе­жать по­даль­ше от бомб ра­ди спа­сения де­тей.

Ар­мия на­ша ге­ро­ичес­ки от­сту­па­ет, а нем­цы на под­хо­де к го­роду - так лю­ди го­ворят. Зна­чит, на­до по-овечьи, спа­сать­ся со все­ми вмес­те, или вмес­те по­гиб­нуть.

Стар­ший сын Илю­ша пер­вым по­бежал Ро­дину за­щищать. До ку­да он до­бежал и где его ос­та­нови­ла смерть – не из­вес­тно. Лё­ва был мо­ряком: «Ухо­дим в по­ход,» - на­писал он за­пис­ку ро­дите­лям и всё. На­ум­чик, ему толь­ко 19 лет ис­полни­лось – и он ту­да же. Вмес­те с Галь­пе­риным пош­ли на вра­га. Ник­то из них не сом­не­вал­ся, что ско­ро вер­нутся с по­бедой. От Ки­ева не ус­пе­ли отъ­ехать. Вой­на еще, собс­твен­но го­воря, и не на­чина­лась.

Па­па вдруг про­явил ха­рак­тер, за­явил, что ни­куда не по­едет, они с млад­шень­ким Ле­ней ос­та­нут­ся сто­рожить дом. Ле­ня не по­бежал на фронт, по­тому что ро­дил­ся гор­ба­тым. Бро­нич­ка обоз­ва­ла му­жа вся­кими не­хоро­шими сло­вами, ос­та­вила, уп­ря­мого, и у­еха­ла со стар­шей и млад­шей до­черь­ми, хо­тя сов­сем не бы­ла уве­рена в сво­ей пра­воте. Со­ня и Ра­хиля, с тре­мя маль­ца­ми на дво­их, не су­мев уд­рать по же­лез­ной до­роге, ока­зались на од­ной из барж, пе­рег­ру­жен­ных вы­ше ва­тер­ли­нии пе­репу­ган­ны­ми жен­щи­нами, ста­рика­ми и ору­щими деть­ми. С болью в сер­дце взи­рали они на ме­чущих­ся по бе­регу лю­дей. Го­вори­ли, что тран­спор­та боль­ше не бу­дет. 

По ка­кой при­чине не у­ехал из Ки­ева отец Аб­ра­ши Ме­ир, ник­то не знал. Тог­да во­об­ще

ни­чего по­нят­но не бы­ло.

Бук­си­ры по­тащи­ли бар­жи по Днеп­ру в сто­рону Днеп­ро­пет­ров­ска. Расс­тво­рил­ся в ды­му по­жаров ска­зоч­ный те­ремок с не­сос­то­яв­шимся бу­дущим.

Че­рез от­кры­тые лю­ки в трюм пос­ту­пали не­боль­шие пор­ции све­жего воз­ду­ха, но ды­шать все рав­но бы­ло труд­но – слиш­ком мно­го лю­дей на­билось. Де­ти при­тих­ли, при­жав­шись к ма­мино­му теп­лу. Сна­ружи до­носи­лось зна­комое чав­канье ло­пас­тей бук­си­ра.

Вдруг всё за­выло, заг­ро­хота­ло. Бар­жу бро­сало в раз­ные сто­роны – вот-вот пе­ревер­нется это ко­рыто. Ян­кель еще не по­нял, что это уже не сказ­ка и но­ровил про­тис­нуть­ся поб­ли­же к лю­ку, пос­мотреть, что же там та­кое ин­те­рес­ное про­ис­хо­дит? На не­го ши­кали, тя­нули за шта­ны: Это чей ре­бенок? Где мать? А Со­ня бо­ялась по­шеве­лить­ся, по­тому что у нее на ру­ках креп­ко спал Зя­мик. По­том все за­тих­ло, ус­по­ко­илось – про­нес­ло. Ин­те­рес­но, что цен­ней­шим гру­зом, ко­торый ма­мы прих­ва­тили с со­бой, ока­зались ноч­ные гор­шки.

  Са­мое страш­ное про­изош­ло на прис­та­ни в Днеп­ро­пет­ров­ске. Пос­ледней бар­жи не бы­ло. Все кри­чали, пла­кали, взы­вали к Бо­гу! У мно­гих се­мей кто-то на­ходил­ся в той бар­же, ко­торая не приш­ла. Но Бог мол­чал: на­вер­ное, то­же был в шо­ке. 

Со­ня с деть­ми и скар­бом, за­вязан­ным в ко­томоч­ки, та­щилась за все­ми. Зя­ма кап­ризни­чал. Ян­кель ухит­рялся пос­то­ян­но ис­че­зать – ему бы­ло все ин­те­рес­но. Со­ня с сес­трой и тре­мя деть­ми, бук­валь­но на хо­ду, вско­чили в ка­кой-то ва­гон по­ез­да, иду­щего в Ка­зах­стан.

Еха­ли бес­ко­неч­но дол­го. Зя­мик стал все­об­щим лю­бим­цем. Он пе­рехо­дил из рук в ру­ки, как ин­те­рес­ная иг­рушка, и всех раз­вле­кал. Его кор­ми­ли кон­фе­тами и вся­кими сла­дос­тя­ми. Ян­кель ти­хо за­видо­вал бра­ту, но на­чинал по­нимать, что уже взрос­лый, а взрос­лых на ру­ки не бе­рут.

По­езд по до­роге мно­го раз бом­би­ли. Все в па­нике выг­ру­жались из ва­гонов и раз­бе­гались, отыс­ки­вая взгля­дом ка­кое- ни­будь ук­ры­тие. Не­мец­кие яс­тре­бы раз­вле­кались, по­сылая пу­ли в ме­чущи­еся вни­зу жи­вые ко­моч­ки. По­том из­бе­жав­шие смер­ти сно­ва ус­трем­ля­лись к уце­лев­шим ва­гонам и ка­залось, что кон­ца это­му ужа­су не бу­дет.

Про­ез­жа­ли ка­кие-то стан­ции, где ед­ва ус­пе­вали по­менять без­де­луш­ку на еду и раз­до­быть ки­пяточ­ку. Так они доб­ра­лись до Ка­зах­ста­на.

   На вок­за­ле их пог­ру­зили на под­во­ду и при­вез­ли в не­боль­шую де­ревуш­ку с кра­сивым наз­ва­ни­ем Се­ми­озер­ка. Со­ню по­сели­ли вмес­те с Ра­хилей и ее сы­ном в по­лураз­ру­шен­ном до­мике под но­мером 49 по ули­це име­ни Ле­нина. В Ка­зах­ста­не то­же стро­или со­ци­ализм и лю­били Ле­нина. Сы­на Ра­хили то­же зва­ли Зя­ма – очень по­пуляр­ное ев­рей­ское имя.      

 Со­не да­ли ра­боту. Хо­чет­ся, что­бы вы осоз­на­ли, что это бы­ла за Со­ня и ка­кую ра­боту ей да­ли. Она ни­чего не по­нима­ла в жиз­ни, не ус­пе­ла по мо­лодос­ти лет. А ее вдруг наз­на­ча­ют сбор­щи­ком на­логов у мес­тно­го на­селе­ния. Экс­проп­ри­иро­вать экс­проп­ри­ато­ров. Пред­ло­жив­шие по­нима- ли, что жить Со­ня дол­го не бу­дет: два-три дня, не бо­лее. По-ка­зах­ски не го­ворит, ло­шадь – единс­твен­ный вид тран­спор­та в этих мес­тах, она ви­дела толь­ко из­да­ли, и ко­торую еще нуж­но зап­ря­гать и рас­пря­гать. Со­ня да­же бо­ялась пос­мотреть в гла­за бед­но­го жи­вот­но­го, не то, что ру­ками пот­ро­гать. Жи­вот­но­му но­вая хо­зяй­ка то­же не очень пон­ра­вилась и оба эти тво­ренья божьи смот­ре­ли друг на дру­га с ог­ромным не­дове­ри­ем. Со­ня по­дума­ла, не сва­рить ли ло­шад­ке буль­он­чик для зна­комс­тва и на­лажи­вания от­но­шений? Но об этом де­лика­тесе приш­лось за­быть на­дол­гие че­тыре го­да. Где же ты, лю­бимый Аб­ра­шень­ка со сво­им ав­то­моби­лем?

Ра­хиле то­же дос­та­лось по пол­ной прог­рамме. Не прос­ты­ми ока­зались сес­тры: су­мели ра­зоб­рать­ся в но­вой жиз­ни, но каж­дый про­житый день – это под­виг. 

Со­ню не уби­ли. На­обо­рот, ка­захи по­люби­ли ее за мяг­кий го­лос, за улыб­ку и еще не по­нят­но за что: не каж­до­му муж­чи­не под си­лу та­кое. Мес­тные «ку­лаки» ува­жали Со­ню и от­да­вали пос­леднее. Кто бы мог по­думать, что в жен­щи­нах при­родой за­ложе­но столь­ко муд­рости?

Со­ня ос­во­илась. На­учи­лась уп­равлять­ся с ло­шадью, ва­рить суп из кра­пивы и оду­ван­чи­ков. Мес­тное на­чаль­ство вы­дели­ло учас­ток бах­чи – ого­родик, где она по­сади­ла тык­ву, ар­бу­зы, ды­ни. Ког­да еха­ли на бах­чу, Яш­ке, как стар­ше­му муж­чи­не, до­веря­ли вож­жи и он гор­до си­дел на об­лучке, по-хо­зяй­ски пок­ри­кивая на ло­шадь. Вы­жива­ли по­тихонь­ку. 

В семь лет Яш­ка по­шел в шко­лу. Пре­пода­вали на рус­ском язы­ке.

Пос­ле уро­ков мес­тные па­цаны спра­шива­ли Яш­ку: «Кай­да ба­расым?». «В Кус­та­най за мя­сом!» - от­ве­чал он за­учен­но. 

К до­му при­бил­ся ко­тенок. Воз­вра­ща­ясь со шко­лы, Яш­ка уви­дел это­го до­ходя­гу, ко­торый пы­тал­ся бе­жать ему навс­тре­чу.

Спо­тыкал­ся, па­дал, сно­ва вста­вал. «Да он же го­лод­ный!» – по­думал Яш­ка, схва­тил ко­мочек на ру­ки, по­бежал в дом, на­шел крош­ки че­го-то съ­ес­тно­го, на­лил ку­мыс в блю­деч­ко. Ку­мыс – это кон­ское мо­локо. О

ко­ровь­ем тог­да да­же не меч­та­ли.

С ка­кой жад­ностью бед­ня­га хва­тал все! Яш­ка по­нял, что спас его от смер­ти. И это за­пом­ни­лось на всю жизнь.

Вес­точки с фрон­та при­ходи­ли в кон­вертах, из­вес­тных как «тре­уголь­ни­ки». Что мож­но бы­ло – чи­тали де­тям. Сес­тры о чем-то шу­шука­лись меж­ду со­бой. По­хорон­ки в этот дом, сла­ва Бо­гу, не приш­ли. 

Пер­вый класс Яш­ка за­кон­чил с пох­валь­ной гра­мотой, ко­торую ему вру­чили в ви­де тет­ра­ди и ка­ран­да­ша. По ве­черам он пе­реда­вал по­лучен­ные зна­ния двум Зя­мам. За­жига­лась ке­роси­новая лам­па, в уг­лу гу­дел при­мус, по­могая го­товить ужин, пых­тел са­мовар, на­поми­ная, что ско­ро бу­дет чай и, мо­жет да­же, ку­сочек слад­ко­го ра­фина­да. Бы­ло у­ют­но и ве­село. 

Все в по­сел­ке кже зна­ли, что ско­ро ко­нец вой­не. Чер­ная та­рел­ка в уг­лу ком­на­ты, под наз­ва­ни­ем «реп­ро­дук­тор», кри­чала с ут­ра до ве­чера, что Крас­ная Ар­мия, на­конец-то, унич­то­жила всех не­навис­тных фа­шис­тов и что наш ве­ликий

Ста­лин по­бедил ужас­но­го Гит­ле­ра. По­селок праз­дно­вал По­беду. Реп­ро­дук­тор ох­рип от кри­ков «Ура!».

В до­ме но­мер 49 по ули­це Ле­нина жда­ли воз­вра­щения с фрон­та сво­их му­жей Со­ня и Ра­хиля. Ян­кель и оба Зя­мика меч­та­ли уви­деть сво­их от­цов. 

Пер­вым при­ехал Ле­ва Пок­рас. Кра­сивый, в во­ен­ной фор­ме, с нас­то­ящим пис­то­летом в ко­буре. Но­ги-ру­ки на мес­те. Ра­хиля си­яла от счастья. Зя­мик зна­комил­ся с па­пой, гор­до вос­се­дая у не­го на ко­ленях. Да­ром это Ле­ве не прош­ло – он тут же был ра­зору­жен - ко­неч­но, трое на од­но­го, и под ду­лом собс­твен­но­го пис­то­лета соз­нался, что при­ехал за­бирать их от­сю­да до­мой, в Ки­ев. 
Сбо­ры бы­ли ко­рот­ки­ми – не на­копи­ли доб­ра. Но Со­ня не по­еха­ла. Она счи­тала, что Аб­ра­ша ее не най­дет, их дом у Днеп­ра раз­бомби­ло, ехать не­куда. И она ос­та­лась ждать му­жа в Се­ми­озер­ке.
 

Вско­ре Со­ня ста­ла по­лучать пись­ма от сес­тер, ко­торые вер­ну­лись пос­ле эва­ку­ации. Но­вос­тей бы­ло мно­го. У Ве­ры с Иса­аком, пос­ле двух уже поч­ти взрос­лых сы­новей, на­конец-то, ро­дилась доч­ка. Ста­рого Гер­ша и Ле­ню уби­ли нем­цы в Ки­еве. В пер­вые дни вой­ны по­гиб и кра­савец Галь­пе­рин. По­гиб­ли все маль­чи­ки семьи Рах­ман.

Не бы­ло вес­тей толь­ко от Аб­ра­ши. То, что он жив, Со­ня зна­ла от его род­но­го бра­та Се­мы, ко­торый то­же вер­нулся жи­вым и поч­ти нев­ре­димым. Ос­ко­лок под гла­зом сов­сем не уро­довал ли­цо, а на­обо-

рот, при­давал шарм, от ко­торо­го жен­щи­ны схо­дили с ума. И он ни од­ну из них не об­ма­нул. О му­же Со­ня уз­на­ла по­том, ког­да Се­ма при­ехал за ней в Ка­зах­стан и си­лой увез в Ки­ев. Ска­зал, что Аб­ра­ша во­ен­но­обя­зан­ный, его по­ка не от­пуска­ют. Не дос­лу­жил. Нуж­но еще нем­но­го по­тер­петь. Еще чуть-чуть... 

Ки­ев мед­ленно под­ни­мал­ся из ру­ин. Со­ня сос­ку­чилась по род­но­му го­роду и не­важ­но, что жить бы­ло нег­де, она ве­рила, что все пос­те­пен­но ула­дит­ся.

Но тут на­чалась не­понят­ная се­рия по не­понят­но­му сце­нарию. Быль ока­залась пос­тро­ен­ной не из сказ­ки, а из стра­шил­ки. Обе­щали Дво­рец, но стро­ите­ли ед­ва со­ору­дили Са­рай. Се­год­ня мы зна­ем, что все рав­но бы по­лучил­ся Са­рай, по­тому что нель­зя пос­тро­ить Дво­рец из всплыв­ше­го не­понят­но от­ку­да стро­итель­но­го дерь­ма. 

Со­ня ос­та­нови­лась у Ве­ры – бла­го они име­ли боль­шую ком­на­ту и да­же кух­ню. Ве­ра бы­ла счас­тли­ва – в тес­но­те, да не в оби­де, го­вори­ла она. Сей­час пред­ста­вить слож­но, как они все там раз­ме­щались. Ве­ра с Иса­аком – по­нят­но, у них кро­вать. Трое де­тей – два маль­чи­ка и крош­ка-де­воч­ка, - бес­ценный по­дарок се­бе по слу­чаю вы­жива­ния в этой бой­не, Со­ня с дву­мя па­цана­ми, «Мы не на­дол­го, зав­тра же пой­ду в Ис­полком и добь­юсь квар­ти­ру», и ма­ма, ко­торая са­ма выб­ра­ла се­бе мес­то. Не ре­аги­рова­ла ни на де­тей, ни на вну­ков. Ее сы­новья по­гиб­ли на фрон­те. Но ког­да она уз­на­ла о страш­ной судь­бе му­жа и Ле­нич­ки, се­ла на стул у ок­на и боль­ше ни­ког­да от это­го мес­та не от­хо­дила. Ни днем, ни ночью.

К мес­ту тра­гедии не под­пуска­ли. Ка­кие-то в штат­ском про­хажи­вались око­ло Бабь­его Яра, - тут «ва­ших» нет, здесь рус- ских и ук­ра­ин­цев расс­тре­лива­ли, про­сили гу­лять по­даль­ше и ни­каких цве­тов не класть.

На­чина­ла фор­ми­ровать­ся по­лити­ка пар­тии в от­но­шении ев­ре­ев, а эн­ту­зи­ас­ты по прет­во­рению этой по­лити­ки в жизнь пло­дились как гри­бы пос­ле дож­дя.

Так, не про­ронив ни сло­ва, про­си- де­ла Бро­нич­ка - Бро­ха Сам­со- нов­на Рах­ман до са­мой смер­ти. 

В сен­тябре нем­цы вош­ли в Ки­ев. На сте­нах до­мов по­явил­ся один из пер­вых ука­зов но­вых хо­зя­ев: «Всем жи­дам явить­ся с ве­щами... За не­ис­полне­ние – расс­трел». «Ку­да это нас?»- спра­шива­ли од­ни. «Опять жи­дам по­вез­ло. Уве­зут в теп­лые края, а нам тут по­дыхать с го­лоду­хи»- зло­радс­тво­вали дру­гие.

Дис­ципли­ниро­ван­ные ев­реи вы­пол­ни­ли при­каз. Стран­ная ко­лон­на, пос­те­пен­но уве­личи­ва­ясь в раз­ме­рах, дви­галась по нап­равле­нию к Бабь­ему Яру. Ста­рый Герш Ян­ке­левич ос­та­вил свой лю­бимый дом на бе­регу Днеп­ра и вмес­те с сы­ном прис­тро­ил­ся в об­щую ко­лон­ну, во­лоча за со­бой де­ревян­ный сун­ду­чок. Без сво­ей Бро­нич­ки он не знал, что ту­да класть, по­это­му за­пихал все, что по­палось под ру­ку. 

-Нек­ра­сиво ид­ти с пус­ты­ми ру­ками, - го­ворил он сво­ему гор­ба­тому сы­ну. 

-Как ты ду­ма­ешь, ку­да нас ве­дут? – спра­шивал Ле­ня, при­жима­ясь к от­цу. 

Страш­но по­ка не бы­ло, ря­дом бы­ли лю­ди, мно­го лю­дей, ты­сячи. Не­мощ­ных нес­ли на но­сил­ках. Де­тей ве­ли за ру­ки, сов­сем ма­лень­ких при­жима­ли к гру­ди. Ко­лон­на тща­тель­но ох­ра­нялась. И это бы­ли не нем­цы. а мес­тные жи­тели. На ру­кавах све­жень­кие по­вяз­ки со свас­ти­кой. Кто-то из ко­лон­ны, уви­дев зна­комо­го сре­ди ох­ранни­ков, наз­вал его по име­ни и по­пытал­ся спро­сить, что про­ис­хо­дит, но по­лучил удар прик­ла­дом вин­товки по за­тыл­ку. Боль­ше ник­то воп­ро­сов не за­давал. Ла­яли со­баки. Они, вмес­те с их хо­зя­ева­ми, то­же за что-то бы­ли очень злы на ев­ре­ев. 

Кто-то уже на­чинал по­нимать серь­ез­ность про­ис­хо­дяще­го: за­вора­чива­ли груд­ных де­тей в тряп­ки, всо­выва­ли внутрь дра­гоцен­ности и не­замет­но бро­сали в гла­зе­ющую тол­пу. Но куль­ки бро­сали об­ратно в ко­лон­ну, вы­нув от­ту­да драг­ценнос­ти.

У Бабь­его Яра уже не соб­лю­дали «при­личий». Не­мощ­ных сбра­сыва­ли с но­силок, швы­ряли на зем­лю, би­ли прик­ла­дами всех под­ряд: ка­лек, жен­щин, груд­ных де­тей. По­том при­каза­ли раз­деть­ся до­гола. Всем. «Ка­кое счастье, что на­ша ма­ма это­го не ви­дит» - ска­зал Герш.

Их пог­на­ли к краю об­ры­ва. Это был пре­дел че­лове­чес­ко­го бе­зумия... Они вдруг по­няли, что сей­час всех убь­ют, что нет ни­какой воз­можнос­ти спас­тись, а глав­ное – спас­ти де­тей. Они не по­нима­ли в чем мог­ли про­винить­ся. Пос­леднее, что про­мель­кну­ло пе­ред гла­зами – это пла­мя из чер­ных ство­лов.

  Фа­шис­ты и их по­мощ­ни­ки ра­бота­ли без пе­реры­ва. Ев­реи, под­го­ня­емые прик­ла­дами и со­бака­ми, все при­быва­ли и при­быва­ли. «Ад­ская ра­бота – ев­ре­ев в рай от­прав­лять, -че­лове­чес­ким язы­ком шу­тили не­люди. Но Герш Ян­ке­левич Рах­ман и его гор­ба­тый сын Ле­ня ни­чего это­го не слы­шали, как и оди­ноч­ных выс­тре­лов для тех, кто уже бу­дучи в яме, не хо­тел уми­рать.

С ут­ра Со­ня от­пра­вилась на по­ис­ки ра­боты. Лю­бой. Но без про­пис­ки ник­то да­же раз­го­вари­вать не хо­тел. Рис­кну­ла пой­ти в ис­полком. Кру­гом все свер­ка­ет, ков­ры крас­ные, ска­тер­ти плю­шевые, гим­настер­ки зе­леные, чис­тые, по­роха не ню­хав­шие, но­вень­кие ко­жаные пор­ту­пеи, при на­ганах, ро­жи сы­тые, са­модо­воль­ные, с «Бе­ломо­ром» в зу­бах под пор­тре­том Ста­лина. «Да, ко­рен­ная ки­ев­лянка, же­на офи­цера, дом раз­бомби­ло, двое де­тей, жить нег­де, без про­пис­ки на ра­боту не бе­рут. Где муж? Еще слу­жит. Ос­та­нови­лись... на вок­за­ле. Родс­твен­ни­ков нет». «Муж вер­нется, тог­да при­ходи­те. Под­пи­шите бу­магу».

  Со­ня взя­ла руч­ку, пос­мотре­ла в бу­магу и чуть не по­теря­ла соз­на­ние: «По­кинуть Ки­ев в те­чение 24-х ча­сов. Раз­ре­ша­ет­ся по­селе­ние не бли­же 101 км.». Она под­пи­сала и в по­лу­об­мо­роч­ном сос­то­янии по­кину­ла зда­ние. Ку­да ид­ти и что де­лать? 

Дмит­рий Лу­кич Па­сеч­ный, ин­ва­лид, ки­ев­ский фо­тог­раф, не пус­тил свою же­ну По­лину, ев­рей­ку, и ее мать в Ба­бий Яр. Им уда­лось вы­жить. Пос­ле вой­ны они приш­ли в ис­полком, что­бы по­лучить ор­дер на свою квар­ти­ру. На­пере­бой рас­ска­зыва­ли, как об­ма­нули фа­шис­тов и как им по­мога­ли спас­тись от смер­ти. Вмес­то ор­де­ра они по­лучи­ли пред­пи­сание в 24 ча­са по­кинуть го­род. По­ка Па­сеч­ные бе­гали по ин­стан­ци­ям в по­ис­ках спра­вед­ли­вос­ти, мать По­лины, не вы­дер­жав из­де­ватель­ств, при­няла яд.

  Бер­та Рей­нгбальд, пе­дагог одес­ской кон­серва­тории, у ко­торой учил­ся зна­мени­тый пи­анист Эмиль Ги­лельс, в жиз­ни бы­ла со­вер­шенно бес­по­мощ­ной. Все, что она уме­ла – это на­пол­нять ду­ши сво­их уче­ников му­зыкой. Как она жда­ла по­беды! Как сос­ку­чилась по ра­боте! Но вый­дя из ис­полко­ма, где ей бы­ло от­ка­зано в воз­вра­щении за­кон­ной жи­лой пло­щади, тут же бро­силась в лес­тнич­ный про­лет. Эмиль Ги­лельс по­хоро­нил ее и пос­та­вил па­мят­ник на мо­гилу – боль­ше ни­кого у нее не ос­та­лось в жи­вых от этой прок­ля­той вой­ны.

 Ай, да Со­ня! Как это она со­об­ра­зила ска­зать, что родс­твен­ни­ков нет и ос­та­нови­лась на вок­за­ле? Она спас­ла в эту ми­нуту не толь­ко се­бя, но и семью сес­тры – вы­сели­ли бы всех на 101-й ки­лометр или еще по­даль­ше. Те­перь на­до пря­тать­ся, де­тям не вы­ходить во двор. Про­дер­жа­лись ме­сяц. По­том бук­валь­но сбе­жали из квар­ти­ры к млад­шей сес­тре Та­неч­ке. Бди­тель­ные граж­да­не со­об­щи­ли в до­мо­уп­равле­ние о по­доз­ри­тель­ных жиль­цах. Не доб­де­ли, ви­димо, во вре­мя не­мец­кой ок­ку­пации, за­то опыт при­об­ре­ли. Ведь те­перь и ежи­ку по­нят­но, что фа­шис­ты ни­ког­да не спра­вились бы с за­дачей пол­но­го унич­то­жения ев­рей­ско­го на­рода, ес­ли бы не по­мощь и эн­ту­зи­азм мил­ли­онов. Ко­неч­но, име­ли мес­то от­дель­ные не­дос­татки у от­дель­ных граж­дан, ко­торые пы­тались спа­сать об­ре­чен­ных, да­же це­ной собс­твен­ной жиз­ни. Их по­том на­зовут Пра­вед­ни­ками, но они об этом не зна­ли, они прос­то не мог­ли пос­ту­пать ина­че. 
А на­ша власть, ум, честь и со­весть эпо­хи, до­носы обо­жала, она точ­но зна­ла как на них ре­аги­ровать и что де­лать: или 101-й ки­лометр, или 10 лет ла­герей.
 

 Ри­ва Ге­нахов­на Ко­гут, или прос­то Ри­воч­ка, еще не ус­пев ос­мыслить сло­во «счастье» за эти ко­рот­кие 24 го­да жиз­ни, в один день по­теря­ла все. Семья не смог­ла эва­ку­иро­вать­ся – боль­ные ста­рики, че­тыре сес­тры, шес­те­ро де­тей, ее Пе­тень­ка, ко­торо­му ед­ва ис­полни­лось три го­дика, «Бе­реги сы­ноч­ка, я ско­ро вер­нусь» - на­казы­вал муж, но по­гиб в пер­вые дни вой­ны, - все они бы­ли расс­тре­ляны в Бабь­ем Яру. Как спас­лась Ри­воч­ка – осо­бая ис­то­рия. Обе­зумев­шую, ок­ро­вав­ленную, по­седев­шую «ста­руху» спря­тала под­ру­га Лю­ся Бон­да­рен­ко. В том до­ме на Ще­кавиц­кой Ри­ва бы­вала час­то: они с Лю­сей ра­бота­ли вмес­те. Не выг­на­ли на ули­цу, хо­тя рис­ко­вали мно­гим: по­жилые ро­дите­ли, сес­тры с деть­ми, у са­мой дочь. Бон­да­рен­кам уда­лось свя­зать­ся с пар­ти­зана­ми и дос­тать Ри­ве до­кумен­ты на имя Ра­исы Ни­кола­ев­ны Па­насен­ко. 

Нем­цы наг­ря­нули не­ожи­дан­но. Со­седи за­мети­ли «но­вень­кую» и на­шеп­та­ли по­лица­ям. До­кумен­ты спас­ли всех, огор­чив со­седей, прит­во­ряв­шихся друзь­ями. О чем ду­мали эти со­седи? Что в Бон­да­рен­ко­вой квар­ти­ре им приг­ля­нулось? Не зря го­ворят: «умом Рос­сию не по­нять». Ес­ли при­нять за ос­но­ву, что ум – это единс­твен­ный мыс­ли­тель­ный ап­па­рат у че­лове­ка, то для «по­нять» это­го са­мого че­лове­ка - рус­ско­го, ук­ра­ин­ца или нем­ца, он со­вер­шенно не го­дит­ся. Ну, ляп­нул кто-то глу­пость. Лег­че по­нять, что «на те­ло, пог­ру­жен­ное в жид­кость»... 

У Та­ни то­же рос маль­чиш­ка, на год млад­ше Яш­ки. И в этой кле­туш­ке су­мели ужить­ся.      

 Со­ня ме­талась как ра­нен­ная пти­ца. Ис­ка­ла свя­зи, за­води­ла зна­комс­тва. Чу­дом уда­лось най­ти мес­то на строй­ке – стро­ите­ли тре­бова­лись вез­де. Об­ма­нула, что про­пис­ка есть, пос­то­ян­но за­быва­ла при­нес­ти пас­порт. Зар­пла­та – ко­пей­ки, по­тому и взя­ли. Да­же на бу­хан­ку хле­ба не хва­тало, но ра­бота на строй­ке да­вала на­деж­ду на жилье. Дей­стви­тель­но, че­рез пол­го­да ей вы­дели­ли быв­ший са­рай­чик в глу­боком под­ва­ле тре­хэтаж­но­го до­ма, пош­ту­кату­рили, вы­ложи­ли печь.

Ка­кое счастье, что у них по­яви­лось собс­твен­ное жилье! Ни­кого не ом­ра­чало тог­да, что до во­ды и ту­але­та очень да­леко, что кро­шеч­ное окош­ко под са­мым по­тол­ком ни­чего не ос­ве­щало, а сте­ны круг­лый год пла­кали от сы­рос­ти. При­ходи­ла до­мой пос­ле ра­боты из­мо­тан­ная до пре­дела. Про­бежа­ла по Сен­но­му рын­ку, ко­торый на Ль­вов­ской Пло­щади, ку­пила па­ру кар­то­фелин и бе­гом до­мой. Рас­то­пила печь. Дро­ва на зи­му на­до за­пас­ти, уголь на ис­хо­де, во­ду наг­реть, прос­тирнуть кое-что се­бе и де­тям, мы­ло хо­зяй­ствен­ное пах­нет от­врат­но. Лам­па ке­роси­новая коп­тит, на­до фи­тиль под­ре­зать, нем­но­го со­ли в ке­росин до­бавить. Вот вы­дели­ли де­тям па­ру обу­ви на дво­их, за­ботит­ся го­сударс­тво.

То­варищ Ста­лин в Крем­ле всю ночь не спит, о де­тях ду­ма­ет. Яшень­ка мо­лодец – од­ни пя­тер­ки в днев­ни­ке. Зя­мик, бе­ри при­мер с бра­та, тро­ек пол­но, обе­ща­ешь? Ди­ван про­вали­ва­ет­ся. И ма­лень­кий сов­сем, не умес­тить­ся да­же «ва­летом». По­тер­пи­те, ско­ро па­па при­едет, бу­дет у нас и квар­ти­ра хо­рошая, и ди­ван но­вый, каж­до­му... 

Ут­ром ли­цо спо­лос­ну­ла, де­тей под­ня­ла, по­мой­ное вед­ро вы­нес­ла – де­тям по­ручишь, за­будут, чер­ти. По­том за­пах этот не вы­вет­ришь.

Об­щес­твен­ная убор­ная на пять тол­чков, рас­по­ложен­ная в тор­це ог­ромно­го дво­ра, с кры­сами и не­уби­ра­емой ни­кем грязью, во­няла на весь двор по­хуже по­мой­но­го вед­ра. Ту­да не толь­ко ре­бят опас­но пус­кать, взрос­лым сташ­но хо­дить. Но ник­то не жа­ловал­ся – ду­мали, что весь мир так жи­вет.

Сколь­ко она так про­тянет?

Не­ожи­дан­но Со­не пред­ло­жили ра­боту кас­си­ра на кол­басной фаб­ри­ке. Зар­пла­та – еще мень­ше, чем на строй­ке. Страш­но ме­нять ра­боту, кто зна­ет, что ее ждет на но­вом мес­те? С кем по­сове­товать­ся? И вот она под­зы­ва­ет единс­твен­но­го в до­ме взрос­ло­го му­жика и спра­шива­ет со­вета. Яш­ка дол­го не ду­мал: сло­во “кол­ба­са” ре­шило в поль­зу фаб­ри­ки.

 Уже поч­ти год, как за­кон­чи­лась вой­на. Яш­ка с Зя­миком хо­дят в шко­лу. Веч­но го­лод­ные, хва­тали эту нес­час­тную бу­хан­ку хле­ба, по­лучен­ную по кар­точке, и съ­еда­ли в один миг, ос­та­вив ма­ме ку­сочек гор­бушки.

В под­ва­ле хлеб­но­го ма­гази­на круг­ло­суточ­но ра­бота­ла пе­кар­ня.

Вен­ти­лятор вы­носил пря­мо на ули­цу вкус­ней­ший в ми­ре за­пах све­жего хле­ба. Братья ча­сами сто­яли у вен­ти­лято­ра и пи­тались этим за­пахом. 

 И вот в квар­ти­ре пер­вый праз­дник: ма­ма при­нес­ла ку­сочек кол­ба­сы и нес­коль­ко пи­рож­ков-пус­ту­шек. Пи­рож­ки, ко­торым не хва­тило мя­са, раз­да­ли сот­рудни­кам. А кол­ба­са? Не вы­ходя из це­ха, её мож­но есть, но вы­носить нель­зя – та­кие пра­вила. Со­ню угос­ти­ли и она сде­лала вид, что ест. По­том не­замет­но уро­нила в бюс­тгал­тер. По­том не­замет­но выш­ла из це­ха…

Она бо­ялась сесть в трам­вай. Ма­лень­кий ку­сочек кол­ба­сы мог ис­портить воз­дух душ­но­го, пот­но­го, не­мыто­го трам­вай­но­го. Ис­точник аро­мата вы­чис­ли­ли бы сра­зу. И она пош­ла пеш­ком вверх от Дмит­ри­ев­ской по ули­це Во­ров­ско­го до Ль­вов­ской пло­щади. Приш­ла мёр­твая.

Се­мен об­щался с бра­том. Он знал, что Аб­ра­ша, Аб­рам Ме­еро­вич Ро­мен­ский, из ар­мии ушел вов­ре­мя. Ехал до­мой че­рез Ри­гу. Ка­кая си­ла зас­та­вила ос­та­новить­ся на пол­пу­ти к лю­бимой же­не и де­тям, ко­торых не ви­дел дол­гих 4 го­да? Что его прив­лекло в этом го­роде?

Он снял не­боль­шую ком­на­туш­ку, ус­тро­ил­ся на ка­ран­дашную фаб­ри­ку. Пис­то­лет не сдал. Бо­лее то­го, за­муро­вал его в сте­ну. Он ни за что не хо­тел воз­вра­щать­ся в «Ад». Ему ка­залось, что от­сю­да лег­че уд­рать за гра­ницу. Он поп­ро­сил Се­мена уго­ворить семью пе­реб­рать­ся к не­му в Ри­гу, ска­зал, что всех лю­бит и очень ждет. А там вид­но бу­дет.

Всю вой­ну Аб­ра­ша во­зил боль­ших на­чаль­ни­ков. Во­дитель он был «от Бо­га», ве­зучий к то­му же. Ни­ког­да его ма­шина не по­пада­ла под обс­трел, буд­то он пред­ви­дел за­ранее все неп­ри­ят­ности. Был та­кой слу­чай: При­вез Аб­ра­ша ко­ман­ду­юще­го на со­веща­ние, ко­торое про­ходи­ло на пе­редо­вой. В зем­лянке соб­ра­лось мно­го офи­церов. Бы­ло да­леко за пол­ночь. Вдруг Аб­ра­ша за­ходит в зем­лянку, под­хо­дит к ко­ман­ду­юще­му и ше­пет на ухо, что, мол, на­до спе­шить, ина­че не прор­вать­ся, ес­ли нач­нет све­тать. Они выш­ли на­ружу, се­ли в ма­шину и тут страш­ный свист, гро­хот. Ког­да дым рас­се­ял­ся, они уви­дели глу­бокую во­рон­ку на мес­те той зем­лянки. У Аб­ра­ши из пор­ванно­го го­лени­ща са­пога со­чилась кровь. Ца­рап­ну­ла, шаль­ная. 

То, что по­видал Аб­ра­ша за всю вой­ну, он бо­ял­ся рас­ска­зывать да­же бра­ту, хо­тя тот ви­дел не мень­ше. Но вы­воды для се­бя каж­дый сде­лал раз­ные. Аб­ра­ша счи­тал, что жить в этой стра­не нель­зя. Ес­ли этот не­годяй, унич­то­жив пе­ред са­мой вой­ной весь ко­ман­дный сос­тав ар­мии, по­сылал мил­ли­оны сво­их граж­дан, ко­торые еще не ус­пе­ли стать бой­ца­ми, прак­ти­чес­ки без ору­жия, на вер­ную смерть, а за ни­ми ста­вил пу­лемет­чи­ков, что­бы стре­лять в спи­ну чуть за­мед­лившим бег к смер­ти, так че­го он их вдруг жа­леть нач­нет?- го­ворил он бра­ту. - Бу­дет про­дол­жать то, что де­лал до вой­ны: расс­тре­ливать и са­жать. Я слы­шал все раз­го­воры выс­ших офи­церов о нем. Знаю то, что ни­кому и в страш­ном сне прис­нить­ся не мо­жет. Нуж­но бе­жать из это­го ада, но я по­ка не знаю как. 

По­том что-то слу­чилось в Ри­ге и Аб­ра­ша вре­мен­но от­ло­жил мыс­ли о по­беге. Од­нажды ве­чером при­шел Се­мен и ска­зал:

-Все, ре­бята, го­товь­тесь к встре­че. Зав­тра еду в Ри­гу, а вер­немся вмес­те.

Эту но­вость пе­рева­рива­ли по раз­но­му. Для де­тей – это был та­кой боль­шой дя­дя, очень силь­ный, в во­ен­ной фор­ме, с пис­то­летом, он им тут всем по­кажет. У Со­ни мыс­ли не очень слад­кие про­носи­лись в го­лове – ведь столь­ко вре­мени прош­ло, она из­ме­нилась, пос­та­рела, пон­ра­вит­ся ли, бу­дет ли от­но­сит­ся к ней, как преж­де? Нас­мотрел­ся, на­вер­ное, на кра­соток, из­го­лодав­шихся по муж­ской лас­ке. Не зря ведь не прим­чался сра­зу пос­ле по­беды... На­до бы по­гово­рить... Луч­ше без де­тей, вдво­ем...

 Аб­ра­ша при­ехал без пис­то­лета, на нем вмес­то гим­настер­ки - кра­сивая со­роч­ка, за­то ши­нель нас­то­ящая.

И ма­ма Со­ня пре­об­ра­зилась, гу­бы под­кра­сила, че­го де­ти рань­ше не ви­дели.

Каж­дый день на­веща­ли родс­твен­ни­ки, да­вали со­веты как жить. Все зна­ли до­во­ен­но­го Аб­ра­шу, что ру­ки у не­го зо­лотые, он до вой­ны да­же ла­рек пос­тро­ил на ба­заре сво­ему пле­мян­ни­ку – так что ра­боты не бо­ял­ся. Иса­ак Мер­мель­штейн пред­ла­гал по­гово­рить у се­бя на ра­боте – им элек­три­ки нуж­ны. Ле­ва Пок­рас был ди­рек­то­ром гас­тро­нома и убеж­дал, что та­кому че­лове­ку, как Аб­ра­ша, по­ра про­явить се­бя, а не са­дить­ся за ба­ран­ку. Обе­щал поз­на­комить с нуж­ны­ми людь­ми. «По­дыщем те­бе ма­газин. Бу­дешь да­вать кое-что на­чаль­ству – и они те­бя не оби­дят. За­живешь по-че­лове­чес­ки».

Аб­ра­шу наз­на­чили ди­рек­то­ром ма­гази­на. Пер­вое вре­мя он был за­нят при­готов­ле­ни­ем спе­ци­аль­ных «ку­леч­ков» – то ре­визор наг­ря­нет, то от «ван-ва­ныча» при­дут, то прос­то нуж­но ини­ци­ати­ву про­явить, в об­щем, ску­чать не да­вали. Хо­роше­го бух­галте­ра по­дыс­ка­ли, но­гу на фрон­те по­терял, стаж ог­ромный. 

Пер­вый ме­сяц про­шел спо­кой­но. Все бы­ли до­воль­ны. Но зар­пла­ту Аб­ра­ша не при­нес. «По­нима­ешь, Со­неч­ка, сде­лали ба­ланс – не хва­та­ет де­нег в кас­се. Вро­де все пра­виль­но, а ку­да день­ги по­дева­лись – не пой­му. Не с сот­рудни­ков же выс­чи­тывать! Те­перь бу­ду сам про­верять».

  Де­ти не по­чувс­тво­вали, что у них по­явил­ся па­па. Он не спе­шил их об­нять лиш­ний раз, по­цело­вать. Они пов­зрос­ле­ли без не­го. Он не нян­чился с ни­ми, не ба­ловал­ся, не но­сил на «коп­ки-ба­ран­ки». Все­го ка­ких-то пять лет прош­ло, но на­дела­ли эти го­ды мно­го га­дос­тей.

Аб­ра­ша ста­рал­ся. Прик­ре­пил к сте­не и по­тол­ку фар­фо­ровые изо­лято­ры, при­нес про­вода, скру­тил их в «ко­сич­ку», на­дел на изо­лято­ры. В ком­на­те по­яви­лись но­вые пред­ме­ты: вык­лю­чатель, лам­почка, аба­жур, счет­чик - он осо­бен­но нра­вил­ся па­цанам: вык­лю­чишь лам­почку – диск внут­ри не кру­тит­ся, вклю­чишь – кру­тит­ся. Как фо­кус в цир­ке. Ин­те­рес­но!

  Вто­рой ме­сяц то­же не при­нес уда­чи. Все пов­то­рилось. Ди­рек­тор ма­гази­на сно­ва пок­рыл не­дос­та­чу из сво­его кар­ма­на. Ле­ва по­сове­товал про­верить бух­галте­ра. Аб­ра­ша да­же слу­шать не хо­тел: зас­лу­жен­ный че­ловек, ин­ва­лид вой­ны, грудь в ор­де­нах! 

В кон­це треть­его ме­сяца наг­ря­нула ре­визия. Об­на­ружи­ли не­дос­та­чу в раз­ме­ре 3-х ты­сяч руб­лей, а это боль­шие день­ги. Ра­зоб­ра­лись быс­тро: зас­лу­жен­ный ин­ва­лид прос­то клал день­ги в кар­ман. Как раз тог­да выш­ло из­вес­тное пос­та­нов­ле­ние о хи­щении го­сударс­твен­но­го иму­щес­тва, по­это­му бух­галте­ру да­ли: 10 лет ла­герей стро­гого ре­жима. Аб­ра­ша от­де­лал­ся лег­ко – 3 го­да за ха­лат­ность. Его арес­то­вали в за­ле су­да и от­пра­вили в Си­бирь.

Хо­телось бы взгля­нуть в эти чес­тные гла­за су­дей. Ха­лат­ность, по­нима­ете-ли... Зна­ли, что фрон­то­вик, что всю вой­ну на пе­редо­вой. Но сто­яли нас­мерть на­ши судьи: на стра­же Ро­дины ведь... 

Два маль­ца, еще не дос­тигших со­вер­шенно­летия, бе­жали до­мой со шко­лы. Они ре­шили сок­ра­тить путь и свер­ну­ли на тро­пин­ку ми­мо ка­ких-то ого­родов. Вдруг они ос­та­нови­лись, как вко­пан­ные: пря­мо на них из-под про­волоч­ной ог­ра­ды смот­ре­ли кра­сивые зе­леные огур­чи­ки. Они про­тяну­ли ру­ки, дос­та­ли нес­коль­ко штук и рас­со­вали по кар­ма­нам. До­воль­ные по­бежа­ли до­мой по­делить­ся ра­достью. Не­ожи­дан­но до­рогу им прег­ра­дил здо­ровен­ный му­жик и пот­ре­бовал вы­вер­нуть кар­ма­ны. «Дя­день­ка от­пусти­те, мы боль­ше не бу­дем». Но дя­день­ка, жуя во­рован­ные огур­цы, сос­та­вил про­токол о хи­щении. Ока­зыва­ет­ся, это бы­ли спе­цого­роды по вы­ращи­ванию ово­щей для пар­тий­ной эли­ты. Суд был ко­рот­ким – 10 лет ли­шения сво­боды каж­до­му, а ад­во­кату, ко­торый по­пытал­ся за­щитить де­тей, поп­ро­сив при­нес­ти ве­щес­твен­ные до­каза­тель­ства во­ровс­тва, приг­ро­зили ли­шени­ем ста­туса. Па­лачи ра­бота­ли доб­ро­совес­тно: рань­ще ся­дешь–рань­ше вый­дешь. Не дрем­лет в Крем­ле то­варищ Ста­лин, указ под­пи­сал: 10 лет ис­полни­лось – мо­жешь 10 лет по­сидеть – не ве­лика ца­ца..

 

Га­зеты нас­той­чи­во при­зыва­ли к са­мо­от­вержен­но­му тру­ду. Но те, ко­торые при­зыва­ли, тру­дить­ся не со­бира­лись. Им бы до ру­ково­дящей дол­жнос­ти дор­вать­ся, а от­ту­да до «кор­мушки» ру­кой по­дать. Та­кие дол­жнос­ти име­нова­лись «но­мен­кла­турой». Но­мен­кла­тур­но­го ра­бот- ни­ка прос­то так не уво­лишь. Ес­ли кто-ли­бо не смог сра­ботать­ся с вы­шес­то­ящи­ми без­дель­ни­ками, его пе­рево­дили в дру­гую ор­га­низа­цию, при­чем, обя­затель­но с по­выше­ни­ем в дол­жнос­ти и зар­пла­те. Но бы­вало и по дру­гому.

То­вари­ща Ху­ден­ко, ак­тивно­го чле­на пар­тии, наз­на­чили ди­рек­то­ром кол­хо­за. Про­явив ор­га­низа­тор­ские спо­соб­ности, Ху­ден­ко вы­вел кол­хоз в пе­редо­вые и чуть не за­валил стра­ну про­дук­та­ми. О нем пи­сали га­зеты, со­чини­ли пь­есу, ки­но сде­лали. Но «ра­бота­ющие без­дель­ни­ки» со­сед­них хо­зяй­ств под­ня­ли шум, на­писа­ли до­нос, объ­яви­ли пе­редо­вой кол­хоз афе­рой, а дос­ти­жения при­пис­ка­ми. И хоть не ев­рей­ских кро­вей был то­варищ, но вы­сунул­ся с ини­ци­ати­вой, дал огур­чи­ки ко­хоз­ни­кам поп­ро­бовать и да­же в ма­гази­ны от­пра­вил. Не по­рядок! Ху­ден­ко арес­то­вали пря­мо в ки­ноте­ат­ре во вре­мя прос­мотра филь­ма о нем и сгно­или в тюрь­ме как вра­га на­рода. Не ме­нять же всю сис­те­му из-за ка­кого-то выс­кочки! 

Для Со­ни на­чались вре­мена пох­ле­ще вой­ны. Она на­учи­лась красть кол­ба­су, са­ло, пря­тать до­бытое в три­ко и вы­носить из фаб­ри­ки. Это ог­ромный риск, по­тому что мог­ли не толь­ко про­верить на про­ход­ной, но и «друзья» за­ложить. Еха­ла до­мой на трам­вае. Дро­жала не мень­ше трам­вая – за­пах ведь не спря­чешь. Как-то по­дошел к ней при­лич­но оде­тый муж­чи­на и спро­сил ехид­но: «Мно­го ли кол­баски в три­ко на­тол­ка­ла?». По­холо­дела Со­ня, но очень уж она со­об­ра­зитель­ная бы­ла. По­дош­ла к кон­дуктор­ше и поп­ро­сила выз­вать ми­лицию – тут, мол, к ней муж­чи­на прис­та­ет. Тот не рис­кнул лезть к жен­щи­не под юб­ку, или не был уве­рен, что там во­рован­ное, он бле­фовал, по­это­му выс­ко­чил на ос­та­нов­ке из ва­гона и ис­чез. Со­ня доб­ра­лась до­мой мер­твая. Ес­ли не во­ровать, что она бу­дет по­сылать му­жу в тюрь­му? А есть что? Бу­хан­ка хле­ба сто­ила 100 руб­лей и зар­пла­та бы­ла 100 руб­лей в ме­сяц – кру­тись как хо­чешь. Аб­ра­ша пи­сал, что по­сыл­ки по­мога­ют вы­жить. На­чаль­ство поч­ти все съ­еда­ет, но к не­му от­но­сят­ся луч­ше, чем к дру­гим зак­лю­чен­ным. 

Со­ня по­нима­ла, что вы­хода у нее нет ни­како­го. Ведь стра­ну эту, по­бедив­шую фа­шист­ско­го монс­тра, ка­лечи­ли на­ши род­ные «монс­тры», пос­те­пен­но при­об­ре­тая про­фес­си­ональ­ные на­выки. Не жа­лели ни­кого, ни де­тей, ни ин­ва­лидов, от­давших свое здо­ровье во имя бла­га этих сы­тых без­дель­ни­ков. Боль­но бы­ло смот­реть на ка­лек, шны­ря­ющих меж­ду но­гами на са­модель­ных под­шипни­ковых те­леж­ках и про­сящих ми­лос­ты­ню на каж­дом уг­лу. 

Ни­кому не бы­ло де­ла до них. И ник­то не за­метил, как они вдруг ис­чезли. То­вари­щу Ста­лину шум под­шипни­ков очень ме­шал ду­мать о на­роде. Го­ворят, бы­ла об­ла­ва во всех круп­ных го­родах, ин­ва­лидов вы­вез­ли за го­род и при­каза­ли расс­тре­лять. Не­кото­рые уз­на­вали сре­ди ка­лек сос­лу­жив­цев и стре­ляли в се­бя, от­ка­зыва­ясь вы­пол­нять при­каз. Труд­но по­верить в это бе­зумс­тво: кто мог зас­та­вить на­вес­ти ав­то­мат на ка­леку при ор­де­нах и ме­далях и на­жать ку­рок? По­том на­чали от­прав­лять ка­лек уми­рать на ос­тров Ва­ла­ам и дру­гие неп­ри­год­ные для жилья мес­та, где еще сох­ра­нились заб­ро­шен­ные мо­нас­тыр­ские пос­трой­ки От­ку­да воз­вра­та не бы­ло. Там они не прос­то уми­рали, а дох­ли как без­домные со­баки – без име­ни, без мо­гилы. А ка­лекам-то и трид­ца­ти не бы­ло! Ос­лепшие, ог­лохшие, не спо­соб­ные са­мос­то­ятель­но есть, да­же пе­ред­ви­гать­ся, по­теряв­шие всех род­ных и близ­ких, по су­ти, от­давшие свои жиз­ни это­му не­насыт­но­му лю­до­еду. Так их еще и объ­еда­ли и об­во­ровы­вали на­ши братья и сес­тры ми­лосер­дные.

- Ска­жи, ви­новен я все-та­ки или нет? – спро­сил пол­ковник в фор­ме МВД у мо­лодо­го ин­же­нера, по­пут­чи­ка, слу­чай­но по­пав­ше­го в слу­жеб­ное ку­пе ва­гона. 1954 год. По­езд «Ки­ев-Ле­нин­град». Рав­но­мер­ное пос­ту­кива- ние ко­лес уба­юки­ва­ет бди­тель­ность, вод­ка сни­ма­ет нап­ря­жение, а слу­чай­ный по­пут­чик – иде­аль­ный слу­шатель. 

- Был я тог­да лей­те­нан­том. Слу­чилось так, что ме­ня нап­ра­вили слу­жить в ГУ­ЛАГ на се­вер. Был мо­лод и ис­крен­не ве­рил, что все си­дящие там вра­ги на­рода. Смер­тные при­гово­ры вы­носи­лись час­то. Од­нажды по­лучи­ли при­каз: расс­тре­лять пя­терых троц­кистов. Зи­ма 1937 го­да бы­ла су­ровой. Мо­роз об­жи­гал ли­цо. Взял я во­ронок, ох­ра­ну и по­вез­ли мы при­гово­рен­ных к мес­ту расс­тре­ла. При­еха­ли, при­гото­вились и вдруг слы­шу ка­кой-то шум, смех, зву­ки гар­мошки. Обо­рачи­ва­юсь... Твою мать! Да это же свадь­ба! От­ку­да они взя­лись? Ведь на сто верст ни ду­ши, тай­га. Двое са­ней. Подъ­еха­ли сов­сем близ­ко и, ко­неч­но же, по­няли все. На­ряд­ные, кра­сивые, не­вес­та, же­них, сва­ты, гос­ти, ба­янист. Про­сились: «От­пусти, лей­те­нант, сду­ру за­нес­ло, по­катать­ся за­хоте­лось с ве­тер­ком, на ра­дос­тях. Вот и по­ката­лись...». Не от­пустил я. Не имел пра­ва. И что де­лать не знал. По­садил в во­ронок сол­да­та, что­бы до­ложил на­чаль­ству и спро­сил как с ни­ми пос­ту­пить. Вер­нулся сол­дат че­рез пол­ча­са и го­ворит, что при­каза­ли дей­ство­вать по инс­трук­ции. Ме­ня как обу­хом по го­лове. «Объ­яс­нил, что свадь­ба? 14 че­ловек?». «Объ­яс­нил. Я ж го­ворю: по инс­трук­ции...». 

Бы­ла та­кая сек­ретная инс­трук­ция в НКВД, что­бы всех сви­дете­лей, да­же слу­чай­ных, лик­ви­диро­вать на мес­те. Мы инс­трук­цию, ко­неч­но, вы­пол­ни­ли, ку­да де­нешь­ся?...- про­дол­жал свою ис­по­ведь пол­ковник. – Мно­го лет прош­ло, а я все ви­жу пе­ред гла­зами кровь, ли­ца, ру­ки, слы­шу кри­ки, сто­ны и пов­сю­ду – бе­лые те­ла на чер­ном сне­гу... Мне не­об­хо­димо знать: ви­новен я или нет? На мо­ем мес­те мог ока­зать­ся кто-ни­будь дру­гой. Те, на са­нях, все рав­но бы­ли об­ре­чены. Кто мне ска­жет? 

Ин­же­нер не мог не за­писать ту ис­то­рию, по­тому что она нас­толь­ко по­рази­ла его, что че­рез 35 лет в жур­на­ле «Киiв» №1 Илья Ро­зен­фельд опуб­ли­ковал рас­сказ под наз­ва­ни­ем «Бе­лые те­ни на чер­ном сне­гу». Ки­ев­ская ки­нос­ту­дия им.Дов­женко бы­ла в шо­ке от этой ис­то­рии и сде­лала ки­но по рас­ска­зу И.Ро­зен­фель­да. Прав­да, сам ав­тор сво­ей фа­милии в тит­рах не об­на­ружил – не хва­тало, что­бы ка­кой-то Ро­зен­фельд им гла­за от­кры­вал на име­ющи­еся не­дос­татки. 

Труд­но пред­ста­вить, сколь­ко бы­ло та­ких тра­гедий и как лю­ди, вы­пол­нявшие эти при­казы, мог­ли про­дол­жать жить и не схо­дить с ума. Ну, фа­шис­ты, чу­жие ведь, ка­кой с них спрос... А свои? И не­из­вес­тно еще, кто у ко­го учил­ся и пе­рени­мал «дра­гоцен­ный» опыт. 

В те да­лекие трид­ца­тые го­ды, за­дол­го до по­яв­ле­ния фа­шис­тов, ник­то не ве­дал, что один из вер­ных ле­нин­ских уче­ников си­дит за пу­леме­том на гра­нице с Ки­та­ем, на ре­ке Хор­гос, в пог­ра­нот­ря­де то­го же наз­ва­ния. Как сви­детель­ству­ет за­пись в бо­евом днев­ни­ке от­ря­да, что не­дале­ко от гра­ницы бы­ла ос­та­нов­ле­на «от­ко­чев­ка бо­лее ста се­мей ка­захов с их иму­щес­твом и ско­том». Соп­ро­вож­давшая ко­чев­ку «бан­да на­голо­ву раз­би­та». Это око­ло по­луты­сячи че­ловек, не счи­тая соп­ро­вож­да­ющих, по­име­нован­ных в «ис­то­ричес­ком фор­му­ляре» бан­дой. Ка­зах­ские кресть­яне-ша­руа пы­тались спас­тись от ста­лин­ско­го пла­на кол­лекти­виза­ции с пе­рево­дом ко­чев­ни­ков на осед­лость. Мас­со­вые реп­рессии, осу­щест­вля­емые крем­лев­ским на­мес­тни­ком Го­лоще­киным, сек­ре­тарем край­ко­ма пар­тии, усу­губ­ля­лись не­видан­ным го­лодом. Ухо­дили в Ки­тай в на­деж­де ког­да-ни­будь вер­нуть­ся к свя­щен­ным мо­гилам пред­ков. С род­ных мест сни­мались семь­ями и це­лыми а­ула­ми. В тот ок­тябрь­ский день, ког­да бы­ла лик­ви­диро­вана «от­ко­чев­ка бо­лее ста се­мей», у пу­леме­та на­ходил­ся са­мый мет­кий стре­лок от­ря­да мо­лодой сол­дат Кос­тя Чер­ненко. Зна­комое имя, не так ли? Да, это имен­но он че­рез мно­го лет ста­нет пер­вым че­лове­ком са­мого гу­ман­но­го го­сударс­тва в ми­ре – ге­нераль­ным сек­ре­тарем ком­партии Со­вет­ско­го Со­юза. Луч­ше­го не наш­лось. 

 Че­рез три го­да, от­си­дев от звон­ка до звон­ка, Аб­ра­ша вер­нулся. Вой­на про­лете­ла быс­трее, чем эти глу­пые, нес­пра­вед­ли­вые, тя­желей­шие го­ды зак­лю­чения. В ла­гере си­дело мно­го на­рода, так и не по­няв­шие, за что их по­сади­ли. Си­дели да­же за «ха­лат­ность по не­дос­та­точ­но­му вы­яв­ле­нию вра­гов на­рода в сво­ем ок­ру­жении, не про­яв­ля­ли пар­тий­ную бди­тель­ность». То есть, поп­росту го­воря, не вы­пол­ня­ли план по до­носам. То­варищ Ста­лин та­кое не про­ща­ет. 

Дол­гождан­ная по­беда не всем при­нес­ла ра­дость. НКВД ра­бота­ло с пол­ной наг­рузкой. Был в пле­ну? Де­сять лет тюрь­мы. Не сдох в око­пах? Сдох­нешь на ле­сопо­вале.

Ра­иса Па­насен­ко, еще не ус­певшая опом­нить­ся от го­речи ут­рат, в те­чение трех ме­сяцев си­дит на доп­ро­сах пе­ред пух­лы­ми буль­дожь­ими мор­да­ми. Серь­ез­ные лю­ди де­ла­ют серь­ез­ную ра­боту. В НКВД пос­ту­пил сиг­нал, что граж­данка Па­насен­ко жи­вет по под­дель­ным до­кумен­там. На нее мо­мен­таль­но за­водит­ся «Де­ло». Нор­маль­ным лю­дям и объ­яс­нять-то не­чего: эти до­кумен­ты спас­ли жизнь не толь­ко ей, но и всем, кто ее пря­тал. Под­делка до­кумен­тов – тяж­кое прес­тупле­ние! И при­пуг­ну­ли бед­ную жен­щи­ну 10 го­дами ла­герей. Спас­ли ее сно­ва Бон­да­рен­ки: соб­ра­ли день­ги и су­нули в «ла­пу» сле­дова­телю. Умом как ви­дите, Рос­сию не оси­лить... 

Аб­ра­ша смот­рел на де­тей и чувс­тво­вал, как но­ет где-то под ло­пат­кой. Яш­ка уже боль­шой па­рень, Зя­мик то­же. Оба вы­рос­ли без не­го. Те­перь у них не­понят­ная са­мос­то­ятель­ная жизнь, про­пада­ют где-то це­лыми дня­ми. При­ходят поз­дно. Ког­да же уда­валось соб­рать­ся вмес­те, ре­бята с удив­ле­ни­ем наб­лю­дали, как отец де­ла­ет па­пиро­сы, на­бивая та­баком пус­тые за­готов­ки, и да­же по­мога­ли ему. 

Пос­ле­во­ен­ные дво­ры, осо­бен­но те, что рас­по­лага­лись вбли­зи рын­ков, – это от­дель­ные «го­сударс­тва». Сен­ной ба­зар, Ль­вов­ская пло­щадь, двор, где взрос­ле­ли Яш­ка и Зям­ка, бы­ли цен­тром во­ров-кар­манни­ков. Во­рова­ли все от ма­ла до ве­лика. У них бы­ли спе­ци­аль­ные брит­вы-пис­ки, но­жи для об­ре­зания дам­ских су­мочек. Юр­кие, не­замет­ные, они шны­ряли по трам­ва­ям, трол­лей­бу­сам и, в ос­новном, воз­вра­щались с до­бычей: у ко­го ме­лочь вы­тащат, у ко­го кар­точки хлеб­ные. Все сво­бод­ное вре­мя – это об­мен опы­том. Так фор­ми­рова­лось но­вое пос­ле­во­ен­ное по­коле­ние. Ро­дите­ли их, от счастья, что уце­лели, хо­дили по дво­рам с пи­лами и то­пора­ми: «Пи­лим-ко­лем! Пи­лим-ко­лем!». По­пилив и по­колов дро­ва, они тут же про­пива­ли за­рабо­тан­ные день­ги. А их семьи го­лода­ли.

Ра­боты хва­тало: дро­ва и уголь бы­ли единс­твен­ным ис­точни­ком теп­ла в квар­ти­ре. Печь за­нима­ла треть ком­натно­го прос­транс­тва, а до па­рово­го отоп­ле­ния бы­ла це­лая веч­ность.

  Яш­ка с Зя­миком ста­рались как мож­но ре­же бы­вать во дво­ре. У Мер­мель­штей­нов бы­ло ин­те­рес­но. Дя­дя Иса­ак с не­обыч­ны­ми от­вер­тка­ми, плос­ко­губ­ца­ми, у стар­ше­го сы­на – не­видан­ное чу­до – фо­то­ап­па­рат. Толь­ко жаль, что жи­ли они очень да­леко. 

По­том школь­ные друзья по­яви­лись. В клас­се вы­делял­ся вы­сокий лох­ма­тый па­рень со смеш­ной фа­мили­ей Ку­пер­шляк. Ник­то эту фа­милию да­же не пы­тал­ся вы­гово­рить, вклю­чая ее но­сите­ля - ме­шала прок­ля­тая бук­ва "р", ко­торую он пе­река­тывал в гор­ле не­види­мым ша­риком. Все друж­но зва­ли его «друш­ляк». Не да­ром ос­тря­ки го­ворят, что лю­бой пред­мет го­дит­ся ев­рею для фа­милии. Ког­да Яш­ка вы­рос, то уз­нал, что ку­хон­ная по­суди­на с дыр­ка­ми на­зыва­ет­ся «дур­шлаг», но очень дол­го был уве­рен, что это ошиб­ка в пра­вопи­сании. 

За­вуч шко­лы – учи­тель ге­ог­ра­фии, по­чему-то нев­злю­бил пар­ня. Дей­стви­тель- но, как мож­но по­любить че­лове­ка с та­кой фа­мили­ей? Как-то он выз­вал «лю­бим­ца» к дос­ке, ско­рей по­из­де­вать­ся, чем урок спра­шивать. Ку­пер­шляк, сби­ва­ясь и пу­та­ясь от стра­ха пе­ред учи­телем, ска­зал, что Алек­сандр Нев­ский, по­дой­дя к Не­ве, снял свой шлём и за­чер­пнул им во­ду из ре­ки. «Шлем  он снял, до­рогой мой Ку­пер­шляк, - из­де­ватель­ски про­из­нес за­вуч, - Шлем, а Шлё­ма – это ев­рей­ское имя!». Мож­но пред­ста­вить, что тво­рилось в клас­се. Но у Сё­мы Ку­пер­шля­ка до­ма име­лась за­гадоч­ная ра­ди­ола и мно­го плас­ти­нок. И у них в квар­ти­ре мож­но бы­ло на­ходить­ся сколь­ко угод­но. Ро­дите­ли ни­ког­да не бы­ли про­тив, что при­ят­но вспо­минать до сих пор с бла­годар­ностью. 

Дру­жил Сё­ма с Во­вой Кузь­му­ком. Во­ва жил в том же па­рад­ном и был очень гра­мот­ным. Он умел ра­бирать по «кос­точкам» филь­мы, ко­торые по­казы­вали в ки­ноте­ат­ре име­ни Ча­па­ева на Ль­вов­ской Пло­щади. Ре­бята зна­ли путь про­ник­но­вения в зал без би­летов и смот­ре­ли это чу­до бес­ко­неч­но мно­го раз. Филь­мы бы­ли тро­фей­ные. Труд­но бы­ло по­верить, что где-то мо­жет быть та­кая кра­сивая жизнь. Яш­ка по­оче­ред­но влюб­лялся то в Ди­ну Дур­бин, то в Ма­рику Рёк, уз­на­вал от Во­вы, что в ки­но бы­ва­ют сим­во­лы, штам­пы и мно­гое дру­гое. От­ку­да он это знал ник­то не спра­шивал. Кро­ме то­го, у Во­вы бы­ла чу­дес­ная па­мять. Он за­поми­нал пес­ни вмес­те со сло­вами, не­важ­но на ка­ком язы­ке – про­верить ник­то не мог. Да­же ев­рей­ские сло­веч­ки Яш­ка вы­учил бла­года­ря Во­воч­ке. Идут они как-то по ули­це и вдруг Во­ва про­из­но­сит: «Шло­емэ, боршт!». При­дя в се­бя от хо­хота, спро­сили: От­ку­да это? А Во­воч­ка го­ворит: -- Сё­ма, ты что ни­ког­да не слы­хал, как ва­ша зо­лов­ка зо­вет тес­тя ку­шать борщ? Сё­ма это слы­хал поч­ти каж­дый день, но ми­мо ушей. А Во­ва иног­да ци­тиро­вал це­лые ди­ало­ги на ев­рей­ском язы­ке, под­слу­шан­ные в сем­ки­ной квар­ти­ре.

Пер­вую в жиз­ни опе­ру Яш­ка улы­хал в ис­полне­нии двух ве­ликих пев­цов: Се­мёна

Ку­пер­шля­ка и Вла­дими­ра Кузь­му­ка. Де­кора­ци­ей слу­жила Сём­ки­на ком­на­та, а кос­тю­мы дос­та­вались из пла­тяно­го шка­фа и ме­нялись вза­виси­мос­ти от об­ра­за. Во­ва Кузь­мук ока­зал на Яш­ку ог­ромное вли­яние, но по­чувс­тву­ет он это че­рез мно­го лет. Пе­даго­ги бы с этим не спра­вились ни­ког­да.

Где-то в клас­се седь­мом, Сём­ки­ны ро­дите­ли по­няли, что сы­ну с та­кой фа­мили­ей не про­жить. Пос­коль­ку вы­бора не бы­ло, ее сме­нили на бо­лее серь­ез­ную - от­цов­скую: Шпар­берг, что выз­ва­ло еще боль­ший вос­торг в клас­се. Две не­навис­тные бук­вы пе­река­тыва­лись во рту, как хок­кей­ный мя­чик, за­путав­ший­ся в тра­ве. «Так, как же те­перь твоя фа­милия?» - спра­шивал за­вуч на каж­дом уро­ке. Не ока­залось у них в семье фа­милии, за ко­торую мож­но спря­тать­ся. Или хо­тя бы вы­гово­рить нор­маль­но. 

В со­сед­нем до­ме, при­мыкав­шем с ты­ла ко дво­ру Яш­ки­ного до­ма, жил неп­ло­хой маль­чиш­ка То­лик со стран­ной фа­мили­ей Крэс­сэ. Яш­ка лю­бил при­ходить к не­му. Жил То­лик с ма­терью. Отец по­гиб. За­видо­вал Яш­ка, по­тому что жи­ли они по-бур­жуй­ски: там во­да и ту­алет на­ходи­лись не на ули­це, а пря­мо в ко­ридо­ре. Пус­кай 10 лам­по­чек, пус­кай хоть сто, но за­то в квар­ти­ре – меч­та! Кро­ме это­го – мра­мор­ная лес­тни­ца на тре­тий этаж и па­рад­ное с до­во­ен­ным за­пахом ска­зоч­но­го детс­тва.

То­лик учил­ся в па­рал­лель­ном шес­том клас­се, го­ворил по-ан­глий­ски – ма­ма стро­го сле­дила за этим, и хо­рошо со­чинял сти­хи сти­лем Ма­яков­ско­го. «Я же ска­зать хо­чу Бро­зу Ти­то, пусть он бро­са­ет за­нятье бан­ди­та!». Гра­мот­ный был маль­чик. Яш­ка си­дел ря­дом и ри­совал на это­го Ти­то ка­рика­туры для стен­га­зеты. 

То­лик был очень ум­ным. Он бе­зоши­боч­но уга­дывал в про­хожих шпи­онов или, на ху­дой ко­нец, вре­дите­лей со­вет­ской влас­ти. Яш­ке он по­ручал са­мое от­ветс­твен­ное за­дание: до­бывать до­каза­тель­ства их шпи­он­ской де­ятель­нос­ти: он дол­жен был сле­дить за тем че­лове­ком, на ко­торо­го ука­жет То­лик, не спус­кать глаз, за­поми­нать всех, с кем он бу­дет встре­чать­ся. И Яш­ка сле­дил, пря­чась за стол­ба­ми или ки­ос­ка­ми, ко­торые сто­яли поч­ти на каж­дом уг­лу. Бы­ло страш­но ин­те­рес­но. Но ни­каких до­каза­тель­ств их прес­тупной де­ятель­нос­ти не на­ходил. Он да­же не по­нимал, что зна­чит «прес­тупная де­ятель­ность» и как она выг­ля­дит. Вот ес­ли бы кто-ни­будь из них ми­ну под рель­су под­ло­жил, тог­да бы он сра­зу То­лику ска­зал.

Вско­ре ему это за­нятие на­до­ело. Он на­чал по­нимать, что То­лик ра­зыг­ры­ва­ет его, или прос­то нас­ме­ха­ет­ся. По­том во­об­ще к То­лику ох­ла­дел. Тот де­лал карь­еру, а Яш­ке на­до бы­ло вы­живать. И есть всег­да хо­телось. У То­лика ни­ког­да ни­чем не уго­щали – са­ми еле сво­дили кон­цы с кон­ца­ми.

 Уро­ки де­лать нег­де. В ком­на­те один стол пос­ре­ди ком­на­ты с та­рел­ка­ми, лож­ка­ми - скла­дывать не­куда. Шкаф не пос­та­вишь - и так не прой­ти. Ди­ван про­валил­ся сов­сем, на нем и си­деть-то не­воз­можно, а тут еще на­до ухит­рить­ся ночь пе­рес­пать вдво­ем. У Яш­ки об­на­ружи­лись спо­соб­ности к ри­сова­нию. Где ри­совать, на чем? Раз­ве что на об­ложках школь­ных тет­ра­дей. 

Иног­да Яш­ка про­гули­вал пер­вые уро­ки, за­бирал­ся на чер­дак пя­ти­этаж­но­го до­ма в их же дво­ре и ри­совал ка­ран­да­шом де­ревья с лис­точка­ми, ко­торые очень тща­тель­но вы­писы­вал.

Аб­ра­ша про ма­газин и слу­шать не хо­тел – сел на ма­шину - пи­кап­чик для раз­возки не­боль­ших гру­зов. Яш­ка окон­чил семь клас­сов, пе­решел в ве­чер­нюю шко­лу и пос­ту­пил уче­ником то­каря на за­вод – дру­гую про­фес­сию бан­дит­ский двор ему бы не прос­тил. Его за­вод­ской нас­тавник, Але­ша Вол­ков, в обе­ден­ный пе­рерыв, пер­вым де­лом на­лил 16-лет­не­му уче­нику сто грамм вод­ки и пре­дуп­ре­дил, что­бы он каж­дый день вно­сил на это де­ло «пя­тероч­ку». Ког­да Яш­ка от­ка­зал­ся вы­пивать, Вол­ков пе­рес­тал его учить. 

Трех­смен­ная ра­бота и ве­чер­няя шко­ла вы­маты­вали пар­ня и он бук­валь­но ва­лил­ся с ног. Яш­ка бо­ял­ся вы­тянуть ус­тавшие но­ги на ко­рот­ком ди­ван­чи­ке, от ко­торо­го ос­та­лось лишь од­но наз­ва­ние, что­бы слу­чай­но не уда­рить бра­та в ли­цо. Но иног­да за­сыпал не сра­зу и ус­пе­вал под­слу­шать то, что не про­из­но­силось вслух ниг­де.

Аб­ра­ша по но­чам ки­пел от бес­си­лия и не­навис­ти. Он не мог прос­тить се­бе, что не су­мел уд­рать за гра­ницу и увез­ти ту­да семью. Яш­ке бы­ло страш­но слу­шать, но сло­ва как пу­ли зас­тре­вали в моз­гу, пре­меши­вались там с ре­аль­ностью, и ре­аль­ность эта ожи­вала в дру­гом ра­кур­се.

Бы­ло очень страш­но, но не слу­шать он не мог. Иног­да в нем про­сыпал­ся Пав­лик Мо­розов, но по­том он вспо­минал свою ис­те­рику по кон­чи­не «ве­лико­го» вож­дя, и ему ста­нови­лось стыд­но. Аб­ра­ша го­ворил очень убе­дитель­но, но Со­ня мол­ча­ла: хва­тит ей од­ной тюрь­мы.

У Яш­ки в го­лове пос­те­пен­но скла­дыва­лась кар­ти­на жиз­ни, ко­торую он сов­сем не по­нимал. Вот эти лю­ди, расс­тре­лива­ющие сво­их граж­дан, прев­ра­тив­шие стра­ну в кон­цла­герь, пух­шие от об­жорс­тва в бло­кад­ном Ле­нин­гра­де, соз­да­ющие свои пра­вила жиз­ни для об­щес­тва ко­торое пре­зира­ют, зап­ре­тив всем го­ворить, пи­сать, ри­совать и да­же ду­мать, ра­болеп­но от­давшие се­бя на рас­терза­ние обык­но­вен­но­му ши­зоф­ре­нику, су­мев­ше­му взоб­рать­ся на омы­тый на­род­ной кровью трон, и сфор­ми­рова­ли пос­ле­во­ен­ное об­щес­тво от­пе­тых не­годя­ев. Эти “ре­волю­ци­оне­ры” да­же жен сво­их лю­бимых пре­дава­ли ра­ди пи­рож­ка слад­ко­го. Они спо­кой­но от­прав­ля­ли их на ка­тор­гу, в от­ли­чие от жен­щин-де­каб­ристок, ос­та­вив­ших у­ют ра­ди сво­их лю­бимых ре­волю­ци­оне­ров. Что­бы бы­ло на ко­го ва­лить свою бес­по­мощ­ность, ту­пость и бес­пло­дие в со­зида­нии че­го-ни­будь по­лез­но­го, они вы­кор­ми­ли ан­ти­семит­ско­го монс­тра. Раз­ру­шать - не соз­да­вать. Это их боль­ной мозг при­думал про­цент при­ема ев­ре­ев в учеб­ные за­веде­ния, на ра­боту, в биб­ли­оте­ку – уж очень они ме­шали ком­му­низм стро­ить. Жаль, что не до­гада­лись ус­та­новить про­цен­тную нор­му по­сеще­ния ев­ре­ями об­щес­твен­ных ту­але­тов. Па­цаны еще вы­рас­ти не ус­пе­ли, но уже ни­кому не нуж­ны со сво­ими фо­то­ап­па­рата­ми, ри­сова­ни­ями. 

Но ка­кими же про­ныра­ми ока­зались эти ев­реи: им учить­ся не да­ют, а они всё рав­но гра­мот­ные, у­ез­жа­ют в ка­кую-ни­будь ть­му-та­ракань, ку­да ещё не дош­ли слу­хи о ев­ре­ях вре­дите­лях, пос­ту­па­ют там в учеб­ные за­веде­ния, по­луча­ют дип­ло­мы, на ра­боту ус­тра­ива­ют­ся, сво­лочи...

Этот на­род, та­лан­тли­вый и тер­пе­ливый, ли­шен­ный сво­его клоч­ка зем­ли, об­кра­ден­ный и уни­жен­ный куч­кой крем­лев­ских не­годя­ев, сам иног­да прев­ра­щал­ся в по­добие сво­их му­чите­лей. Сам се­бя ка­рал, пре­давал, са­жал за ко­лючую про­воло­ку, ох­ра­нял, расс­тре­ливал. И вот те­перь на них по­казы­ва­ют паль­цем и ва­лят всю ви­ну за не­сос­то­яв­ше­еся счастье. И вся эта ад­ская смесь брат­ских на­родов, объ­еди­нен­ная ан­ти­семи­тиз­мом, под ру­ководс­твом са­мой прес­тупной в ми­ре пар­тии, на­рек­шей се­бя ком­му­нис­ти­чес­кой, ста­ла пос­те­пен­но прев­ра­щать­ся в ве­ликий мо­гучий со­вет­ский на­род.

Ни­какой дру­гой на­род, тем бо­лее с прис­тавкой «ве­ликий и мо­гучий», не мог бы сос­та­вить план по вы­думы­ванию вра­гов на­рода для каж­до­го рай­она, се­ла, по­сел­ка, пред­при­ятия, а по су­ти – план по бес­смыс­ленно­му унич­то­жению са­мих се­бя, и все друж­но ста­рались этот план пе­ревы­пол­нить. В ка­кой стра­не на­род, пусть не ве­ликий, меч­тал по­весить всех вра­чей на цен­траль­ных пло­щадях, а луч­ших уче­ных соб­рать в ГУ­ЛАГ, что­бы им лег­че ду­малось за ко­лючей про­воло­кой? Са­ми дох­ли от пь­янс­тва и об­жорс­тва, а ев­реи бы­ли ви­нова­ты, как всег­да. Так они еще по­тен­ци­аль­ных ла­уре­атов вся­ких пре­мий, вмес­те с их ро­дите­лями, под­го­тови­ли к от­прав­ке в Би­робид­жан, при­казав пус­тить под от­кос по­ез­да по до­роге в этот «рай­ский» уго­лок, а так­же ус­тра­ивать пог­ро­мы на про­межу­точ­ных стан­ци­ях ру­ками «на­род­ных мсти­телей». Мстить? Ко­му и за что? И «ве­ликие» бы­ли го­товы к прес­тупле­нию, ко­торое мог­ло стать нам­но­го страш­нее «Бабь­его Яра».

Толь­ко они, «ве­ликие», су­мели соз­дать под­кон­троль­ную су­деб­ную сис­те­му. Единс­твен­но на что «ве­ликий на­род» ока­зал­ся спо­собен и неп­ло­хо пре­ус­пел, так это в усо­вер­шенс­тво­вании спо­собов унич­то­жения сво­их же граж­дан, пи­сать за­ведо­мо лож­ные до­носы и стре­лять в за­тылок жер­твам вы­думан­ных прес­тупле­ний. Глав­ное - это наз­на­чить се­бя «ве­ликим» и на этом ус­по­ко­ить­ся, на­пить­ся по это­му по­воду до бес­чус­твия, а по­том по­казы­вать все­му ми­ру «кузь­ки­ну мать» как ве­ликое дос­ти­жение. 

Ко­го ви­нить? Од­но­го глав­но­го монс­тра или всех под­ряд? Ра­бочих и кол­хозни­ков, ин­же­неров и слу­жащих, жив­ших в этом ужа­се на­силия, стра­ха, лжи? Но это Яш­ка су­мел осоз­нать мно­го поз­же.

Вот в та­кой стра­не жил не­обыч­ный рус­ский на­род ев­рей­ской на­ци­ональ­нос­ти, спо­соб­ный вы­пол­нить лю­бой за­каз го­сударс­тва. За­хоте­ли ре­волю­цию? По­жалуй­ста. Унич­то­жить цер­кви вмес­те с по­пами? Будь­те лю­без­ны. Нам си­наго­ги то­же на­фиг сда­лись. Они ведь то­же раз­мечта­лись о свет­лом бу­дущем. Толь­ко меч­та­ли все, а ев­реи де­лали, за что рас­пла­чива­лись, рас­пла­чива­ют­ся до сих пор и бу­дут рас­пла­чивать­ся всег­да. По­луча­ет­ся, что ев­реи «гу­битель­ны» не для всех, а толь­ко для тех на­родов, ко­торые не же­ла­ют де­лать свою ис­то­рию са­мос­то­ятель­но. А со­вет­ский на­род во­об­ще не за­ин­те­ресо­ван ни в ка­кой соз­на­тель­ной де­ятель­нос­ти, ви­димо, у не­го дру­гая прог­рамма – азар­тное са­мо­ис­треб­ле­ние под лю­бым пред­ло­гом. По­это­му рус­ские вмес­те с ук­ра­ин­ца­ми и дру­гими «ве­лики­ми брать­ями» с удо­воль­стви­ем умы­ли ру­ки и пе­репо­ручи­ли все свои глав­ные фун­кции этим не­навис­тным ев­ре­ям, что­бы все зна­ли кто ви­новат. Те­перь по­нят­но, что ца­ризм по­губи­ли ев­реи, и ре­волю­цию сде­лали ев­реи, и Со­вет­ский Со­юз раз­ва­лили они же. А ев­реи, ру­ка об ру­ку со всем со­вет­ским на­родом, об­ма­нутым кра­сивы­ми обе­щани­ями, ду­мали, что стро­ят счас­тли­вую жизнь. Они меч­та­ли жить как все лю­ди и очень ста­рались, по­тому что не хо­тели об­ратно в чер­ту осед­лости. Они стро­или, во­ева­ли, изоб­ре­тали – у них все по­луча­лось. Их са­жали, уни­жали, в них стре­ляли, а они спра­шива­ли: Вам еще и пес­ни нуж­ны? Их есть у нас сколь­ко угод­но. И за­пела стра­на, как ут­ро кра­сит неж­ным све­том и что дру­гой та­кой стра­ны не зна­ет. Не­из­вес­тно, ка­кой смысл они пы­тались вло­жить в эту оп­ти­мис­ти­чес­кую строч­ку, но дру­гой та­кой стра­ны мир дей­стви­тель­но не знал. Но они ве­рили в свои спо­соб­ности, и за­кажи то­варищ Ста­лин изо­билие – уже дав­но име­ли бы ком­му­низм.

Бы­ло мно­го ев­рей­ских кол­хо­зов в Кры­му, под Джан­ко­ем. Но в се­ле Яру­га Мо­гилев-По­доль­ской об­ласти кол­хоз име­ни Пет­ров­ско­го был це­ликом ев­рей­ским. На тру­додень в 1940 го­ду кол­хозник по­лучал 2.5 кг пше­ницы, 2 кг ви­ног­ра­да, 1кг са­хара и 20 руб­лей день­га­ми. В сред­нем, где-то 750 руб­лей в ме­сяц (для срав­не­ния: зар­пла­та вра­ча бы­ла 300-350 руб­лей в ме­сяц). Лю­бой уче­ный, ста­вя эк­спе­римент, де­ла­ет кон­троль­ный опыт. Жизнь про­вела та­кой эк­спе­римент в се­ле Яру­га. В кол­хо­зе им.Пет­ров­ско­го – толь­ко ев­реи (опыт). В кол­хо­зе им.Хру­щева – толь­ко ук­ра­ин­цы (кон­троль). Ря­дом рас­по­ложен­ные по­ля и план­та­ции, при­мыка­ющие друг к дру­гу са­ды и ви­ног­радни­ки. Од­на и та же поч­ва, од­но и то же сол­нце, од­ни и те же дож­дички. В кол­хо­зе им.Пет­ров­ско­го не прос­то изо­билие, а бо­гатс­тво. В кол­хо­зе им.Хру­щева ни­щета и по­луго­лод­ное су­щес­тво­вание. Там о день­гах да­же не меч­та­ли. Зер­на бы хоть нем­но­го нас­крес­ти на тру­додень.

Пос­ле вой­ны уце­лев­шие ев­реи се­ла Яру­га вос­созда­ли свой кол­хоз. В Мос­кве и Ле­нин­гра­де про­дава­лось ви­но, сде­лан­ное в кол­хо­зе им.Пет­ров­ско­го, но ка­кое! «Али­га- тэ», «Дам­ские Паль­чи­ки», «Мус­кат», «Во­ловий Глаз». Про­дава­ли не­пов­то­римый по вку­су «Фран­цуз­ский Ра­нет». (В кол­хо­зе им.Хру­щева, стра­шась тюрь­мы за каж­дый ук­ра­ден­ный ко­рень, все-та­ки во­рова­ли чах­лую свек­лу с за­рос­ших бурь­яном план­та­ций и гна­ли из нее во­нючий са­могон «Три бу­ряч­ка».) Ев­реи-кол­хозни­ки не ус­ту­пали ев­ре­ям-ин­теллек­ту­алам. Та­кого со­вет­ская власть до­пус­тить не мог­ла. Пар­тий­ное на­чаль­ство – Вин­ницкий об­ком КП/б Ук­ра­ины «де­мок­ра­тичес­ки­ми» ме­тода­ми сли­ли оба кол­хо­за в один: име­ни то­вари­ща Хру­щева с со­от­ветс­тву­ющим ре­зуль­та­том. Все бы­ли счас­тли­вы.

Ду­рак он был, этот то­варищ Ста­лин вмес­те со сво­им ок­ру­жени­ем: заг­нал не­уго­мон­ный на­род в угол, зак­рыл дос­туп к об­ра­зова­нию и дол­жнос­тям. Не зря Аб­ра­ша ме­тал­ся по Ри­ге в по­ис­ках бре­ши в ко­лючей про­воло­ке со­вет­ско­го гу­лага. Ум­ни­ки пред­ла­гали пол­ную ас­си­миля­цию: за­сунем на­ши ев­рей­ские но­сы в зад­ни­цу, как авс­тра­лий­ские стра­усы в пе­сок! Сме­ним окон­ча­ния на­ших имен, фа­милий и от­честв! За­будем ле­жащих в Бабь­ем Яре – вну­ки о них не вспом­нят. Бо­лее то­го, сты­дить­ся бу­дут быв­ше­го ев­рей­ства. Об­ве­дем на­ше род­ное КГБ вок­руг паль­ца! И нас­та­нет все­об­щее ра­венс­тво и братс­тво, твою мать...

Ав­то­бус ка­тил по мин­ско­му прос­пекту. Му­зыкан­ты джа­зово­го ан­сам­бля De Phazz пос­ле кон­церта за­хоте­ли пос­мотреть го­род. Эк­скур­со­вод рас­ска­зывал о вой­не, о пе­реп­ле­тении раз­ных куль­тур, о ком­му­нис­тах и фа­шис­тах. Ус­тавшие му­зыкан­ты смот­ре­ли в ок­но и веж­ли­во ки­вали. Не­ожи­дан­но один из них спро­сил:

- А ев­ре­ям па­мат­ни­ки есть?

- Есть, - от­ве­тил эк­скур­со­вод и рас­ска­зал о Яме.

Идея вздвиг­нуть мо­нумент уз­ни­кам Мин­ско­го гет­то воз­никла в 1945 го­ду, ког­да вер­нувши­еся с вой­ны сол­да­ты уз­на­ли, что их род­ные уби­ты и те­ла бро­шены в ста­рый пес­ча­ный карь­ер. При­чем, уби­ты не нем­ца­ми, а со­седя­ми, «друзь­ями», с ко­торы­ми вмес­те учи­лись, ра­бота­ли, си­дели за од­ним сто­лом, вы­пива­ли. Карь­ер ста­ли на­зывать Ямой – с боль­шой бук­вы. Бы­ли соб­ра­ны день­ги и из­вес­тный го­род­ской кам­не­тес Мор­дух Спри­шен из ста­рого над­гробья вы­резал обе­лиск. Над­пись для не­го на идиш на­писал по­эт Ха­им Маль­тин­ский, ко­торый про­шел всю вой­ну до Бер­ли­на, в бою по­терял но­гу.

И вот он, на­дев все бо­евые наг­ра­ды, по­шел в Глав­лит – так на­зыва­лось цен­зурное ве­домс­тво. Цен­зо­ры си­дели в До­ме пра­витель­ства на шес­том эта­же. Лифт не ра­ботал. Ког­да од­но­ногий фрон­то­вик доб­рался до нуж­но­го ка­бине­та, от бо­ли и ус­та­лос­ти чуть не пла­кал.

Цен­зор про­чел текст и, как ожи­далось, раз­ре­шения не дал. Спо­рить бы­ло бес­по­лез­но. Ухо­дя, Маль­тин­ский про­из­нес все­го од­ну фра­зу: У ме­ня там ле­жат мать, же­на и се­милет­ний сын». И про­изош­ло чу­до: цен­зор, то­же фрон­то­вик, под­пи­сал раз­ре­шение.

Но эта бу­мага ока­жет­ся пло­хой за­щитой: че­рез нес­коль­ко лет Маль­тин­ско­го най­дут в Би­робид­жа­не, ку­да он у­едет ра­ботать в из­да­тель­стве. Его при­гово­рят к де­сяти го­дам ла­герей за по­пыт­ку про­дать аме­рикан­цам Даль­ний Вос­ток и часть Си­бири от Вла­дивос­то­ка до Якут­ска – ни боль­ше, ни мень­ше! Кам­не­тес Спри­шен то­же по­лучит де­сять лет за кол­лекцию плас­ти­нок фир­мы «Ме­лодия» с ев­рей­ски­ми пес­ня­ми. Та­кой ока­залась це­на, ко­торую зап­ла­тили соз­да­тели за пер­вый в СССР па­мят­ник уби­тым ев­ре­ям.

«Ан­ти­совет­ская» Яма сто­яла пос­ре­ди го­рода как кре­пость, ок­ру­жен­ная вра­гом. Со­вет­ская власть бу­дет бо­роть­ся с ней не на жизнь, а на смерть. И про­иг­ра­ет.

- Мож­но ту­да по­ехать? – поп­ро­сил му­зыкат. Прось­ба бы­ла стран­ной, по­тому что му­зыкант был нег­ром. Ког­да подъ­еха­ли к Яме, он соб­рал все цве­ты, по­дарен­ные зри­теля­ми, со­шел по сту­пеням к па­мят­ни­ку. В тем­но­те чер­ный че­ловек ка­зал­ся приз­ра­ком. Он по­ложил цве­ты на ка­мень и мол­ча зас­тыл ря­дом. Чер­ный че­ловек у Чер­но­го обе­лис­ка.

По­том он рас­ска­зал, что его пред­ки по­пали в США из Эфи­опии и сре­ди них бы­това­ла ле­ген­да, что они...ев­реи. Од­но из по­терян­ных из­ра­иль­ских ко­лен.

- Это труд­но про­верить, - ска­зал он, - про­ще по­верить, - за­тем про­тянул эк­скур­со­воду свой фо­то­ап­па­рат и поп­ро­сил сфо­тог­ра­фиро­вать его на фо­не Чер­но­го обе­лис­ка.

Муд­рый вождь, как и его до­во­ен­ный друг, а по­том унич­то­жен­ный враг, фю­рер, то­же бо­лел ан­ти­семи­тиз­мом. В его боль­ной го­лове про­дол­жа­ло зреть и со­вер­шенст- во­вать­ся од­но из са­мых чу­довищ­ных прес­тупле­ний двад­ца­того ве­ка: унич­то­жение це­лого на­рода лишь толь­ко за его на­ци­ональ­ную при­над­лежность. По­этап­но, мед­ленно, го­тови­лось пол­ное и окон­ча­тель­ное ре­шение ев­рей­ско­го воп­ро­са. Уже унич­то­жена куль­ту­ра, ра­зог­нан ев­рей­ский те­атр, убит Ми­хо­элс, зап­ре­щен язык. По­ка ев­ре­ев це­ленап­равлен­но и ме­тодич­но за­гоня­ли в угол. А они, как всег­да, бе­жали впе­реди па­рово­за, со­чиня­ли рус­ские пес­ни, заб­ро­сив свои за не­надоб­ностью.

И вождь был мудр, и на­род ве­ликий не под­ка­чал – идею под­держа­ли поч­ти еди­ног­ласно. Толь­ко смерть ти­рана ос­та­нови­ла тща­тель­но го­товя­ще­еся прес­тупле­ние.

Че­рез мно­го лет ев­реи наш­ли спо­соб уд­рать по­даль­ше от гре­ха, из стра­ны, где так «воль­но ды­шит че­ловек». Они ос­та­вили этот «ве­ликий» на­род один-на-один со сво­им ве­личи­ем: пусть нас­ла­дит­ся уродс­твом, - вы­киды­шем, по­лучен­ным пу­тем скре­щива­ния вос­па­лен­но­го моз­га с ру­ками, рас­ту­щими из неп­ра­виль­но­го мес­та. Те­перь мо­жете кри­чать, что ев­реи у­еха­ли и вас обок­ра­ли. А брать-то у вас что? В об­щем, строй­те са­ми, ре­бята, со­чиняй­те и са­ми пой­те. Вклю­чите ра­дио, по­жалуй­ста... 

И­юль 1945 го­да. Мос­ков­ская ев­рей­ская га­зета «Эни­кайт», по-рус­ски–«Еди­нение». Ни­чем не при­меча­тель­ная статья жур­на­лис­тки Мир­ры Же­лез­но­вой, в ко­торой на­писа­но, что за го­ды вой­ны 135 ев­ре­ев ста­ли Ге­ро­ями Со­вет­ско­го Со­юза. Ес­тес­твен­но, что в ев­рей­ской га­зете, на ев­рей­ском язы­ке на­писа­но о вкла­де ев­ре­ев в по­беду над фа­шиз­мом. О дру­гих ге­ро­ях пусть пи­шут дру­гие га­зеты, иног­да со­чиняя не­совер­шённые под­ви­ги (ге­рои-пан­фи­лов­цы, лет­чик Гас­телло и др.) Статья бы­ла на­писа­на по справ­ке Ми­нис­терс­тва Во­ору­жен­ных сил СССР, под­пи­сан­ной 4 ап­ре­ля 1945 го­да на­чаль­ни­ком 4-го от­де­ла Уп­равле­ния по наг­ражде­нию и прис­во­ению во­ин­ских зва­ний, пол­ковни­ком Иноч­ки­ным и офи­ци­аль­но вы­дана за­мес­ти­телю сек­ре­таря ев­рей­ско­го ан­ти­фашист­ско­го ко­мите­та Со­ломо­ну Шпи­гель­гля­су по зап­ро­су Со­ломо­на Ми­хо­эл­са. Во как серь­ёз­но! А все­го-то че­рез два ме­сяца они опом­ни­лись. Шпи­гель­гля­са наш­ли мер­твым с ди­аг­но­зом – пи­щевое от­равле­ние. И еще не ос­тывшее те­ло Со­ломо­на при­сутс­тво­вало при обыс­ке квар­ти­ры. Ис­ка­ли «от­ра­ву», на­вер­ное.

Че­рез два го­да уби­ли Ми­хо­эл­са. Чтоб под но­гами не пу­тал­ся.

«От­ра­ву» наш­ли у Мир­ры Же­лез­но­вой. Это бы­ла зло­получ­ная справ­ка о 135 ев­ре­ях – ге­ро­ях Со­вет­ско­го Со­юза, на ко­торую она ссы­лалась при на­писа­нии статьи. Мир­ру арес­то­вали за раз­гла­шение страш­ной го­сударс­твен­ной тай­ны! Ви­димо, нет страш­не ев­рея-ге­роя для стра­ны-по­беди­теля. Кто же тог­да по­верит, что ев­реи всю вой­ну про­сиде­ли в Таш­кенте?

Боль­ше се­ми ме­сяцев ве­ликие рус­ские пин­керто­ны нас­лажда­лись из­де­ватель­ст- вом над жур­на­лис­ткой. 23 но­яб­ря 1950 го­да ис­терзан­ную жен­щи­ну за­тащи­ли в расс­трель­ный под­вал Лу­бян­ской тюрь­мы.

Кста­ти, пол­ковник Иноч­кин за свою под­пись по­лучил 25 лет ла­герей стро­гого ре­жима. Не­чего с ев­ре­ями як­шать­ся.

Не знаю, как лю­ди вы­жива­ли в стра­не, где по­нятия не име­ешь се­год­ня, за что те­бя арес­ту­ют или расс­тре­ля­ют зав­тра, в стра­не, где во­об­ще лю­бая де­ятель­ность ква­лифи- ци­ру­ет­ся как тяж­кое прес­тупле­ние.

А вот во­об­ще пот­ря­са­ющая ис­то­рия. Очень уж ма­ло прав­до­подоб­ная.

Тать­яна Гри­горь­ев­на Гне­дич, по­эт и пе­ревод­чик, в 1942 го­ду бы­ла мо­били­зова­на на дол­жность пе­ревод­чи­ка в спец­ре­дак­цию По­литуп­равле­ния ле­нин­градско­го фрон­та. Ее мать умер­ла в бло­каду, дом сго­рел – деть­ся не­куда. Не­мец­кий она зна­ла пас­сивно, по­это­му ско­ро ее пе­реве­ли в Раз­ве­дуп­равле­ние Балт­фло­та.

Т.Г.Гне­дич, в то вре­мя кан­ди­дат пар­тии (в Раз­ве­дуп­равле­нии это бы­ло не­об­хо­димым ус­ло­ви­ем), арес­то­вали 27 де­каб­ря 1944 го­да: она са­ма на се­бя до­нес­ла, вер­ну­ла в пар­тий­ный ко­митет свою кан­ди­дат­скую кар­точку, за­явив, что не име­ет мо­раль­но­го пра­ва на пар­тий­ность, пос­ле то­го, что она со­вер­ши­ла.

Суть до­носа сво­дилась к сле­ду­юще­му: по за­казу со­вет­ско­го ра­дио, ве­щав­ше­го на со­юз­ни­ков пе­ред от­кры­ти­ем вто­рого фрон­та, она пе­реве­ла на ан­глий­ский язык по­эму Ве­ры Ин­бер «Пул­ков­ский ме­риди­ан». Сот­рудни­чав­ший с Раз­ве­дуп­равле­ни­ем ан­глий­ский мо­ряк, при­коман­ди­рован­ный к ней в ка­чес­тве кон­суль­тан­та, пе­ревод одоб­рил и яко­бы ска­зал: «Вот бы вам по­рабо­тать у нас – как мно­го вы мог­ли бы сде­лать для рус­ско-бри­тан­ских куль­тур­ных свя­зей!».

Его сло­ва про­из­ве­ли впе­чат­ле­ние, идея по­ез­дки в Ве­ликоб­ри­танию за­села в ее соз­на­нии, она соч­ла это пре­датель­ством – и воз­вра­тила кан­ди­дат­скую кар­точку. И хи­тя ни­каких дру­гих гре­хов за ней не чис­ли­лось, Гне­дич су­дили и при­гово­рили к де­сяти го­дам ис­пра­витель­но-тру­довых ла­герей по об­ви­нению «в из­ме­не со­вет­ской ро­дине» (че­рез де­вят­надца­тую статью, оз­на­чав­шую не­осу­щест­влен­ное на­мере­ние).

Пос­ле су­да она си­дела во внут­ренней тюрь­ме ГБ на Шпа­лер­ной, в об­щей ка­мере, в ожи­дании от­прав­ки в ла­герь. Од­нажды её выз­вал к се­бе пос­ледний из её сле­дова­телей и пос­ле ко­рот­кой бе­седы по­нял, что име­ет де­ло с уни­каль­ной жен­щи­ной: она в уме, ни­чего не за­писы­вая, пе­рево­дила на рус­ский язык по­эму Бай­ро­на «Дон Жу­ан».

Он дал Гне­дич лис­ток бу­маги и ска­зал:

-На­пиши­те, всё, что вы пе­реве­ли, - зав­тра пог­ля­жу.

Она не ре­шилась поп­ро­сить по­боль­ше бу­маги и се­ла пи­сать. Ут­ром он зас­тал Гне­дич за сто­лом: она еще пи­сала, а ря­дом си­дел разъ­ярен­ный кон­во­ир.

Лис­ток с шап­кой «По­каза­ния об­ви­ня­емо­го» был за­пол­нен с обе­их сто­рон мель­чай­ши­ми квад­ра­тика­ми строф, ко­торые и в лу­пу нель­зя бы­ло раз­гля­деть.

-Чи­тай­те вслух! – рас­по­рядил­ся он.

Сле­дова­тель дол­го слу­шал, вре­мена­ми сме­ял­ся, не ве­рил ушам. В ка­кой-то мо­мент он прер­вал чте­ние:

-Да вам за это на­до дать Ста­лин­скую пре­мию! – дру­гих кри­тери­ев у не­го не бы­ло. Гне­дич го­рес­тно по­шути­ла в от­вет: Её вы мне уже да­ли.

Сле­дова­тель вы­делил ей оди­ноч­ную ка­меру, кни­гу Бай­ро­на, сло­варь и бу­магу.

Два го­да Тать­яна Гри­горь­ев­на жи­ла сти­хами Бай­ро­на, ред­ко вы­ходи­ла на про­гул­ку. Прав­да, ког­да она хо­дила из уг­ла в угол в по­ис­ках риф­мы, над­зи­ратель с гро­хотом от­кры­вал дверь и ряв­кал:

-Те­бе пи­сать ве­лено, а ты тут гу­ля­ешь!

В той оди­ноч­ной ка­мере Гне­дич про­вела дол­гих два го­да.

Тю­рем­ная ма­шинис­тка дол­го во­зилась с пе­репе­чаты­вани­ем пе­рево­да, а по­том Тать­яну Гри­горь­ев­ну от­пра­вили в ла­герь по эта­пу, где она про­вела от звон­ка до звон­ка ос­тавши­еся во­семь лет.

Не­понят­но, как за та­кой ко­рот­кий ис­то­ричес­кий срок весь со­вет­ский на­род прев­ра­тил­ся в кон­во­иров и с эн­ту­зи­аз­мом ох­ра­нял се­бя от вся­ких гне­дичей и ей по­доб­ных.

Ма­разм креп­чал. Брат­ские рес­публи­ки друж­но иг­ра­ли в под­давки - иг­ру под наз­ва­ни­ем: «Мы стро­им ком­му­низм». Кру­шили всё, что не впи­сыва­лось в их боль­ное во­об­ра­жение. Лю­бимое за­нятие – чис­тка кад­ров. Уже «ру­ково­дите­лем», на­чиная с ди­рек­то­ра фаб­ри­ки или за­вода, мог быть толь­ко на­ци­ональ­ный кадр с пар­тби­летом. Та­лан­ты не тре­бова­лись. Про­яв­лять ини­ци­ати­ву ста­нови­лось опас­но. На­уку, ис­кусс­тво, да и са­мо про­из­водс­тво пол­ностью за­мени­ли по­казу­хой. Ком­му­нис­ты одер­жа­ли убе­дитель­ную по­беду над здра­вым смыс­лом.

Боль­шой по­пуляр­ностью на Ук­ра­ине поль­зо­валась дач­ная ме­бель из ло­зы, вы­ращи­вани­ем ко­торой мно­гие го­ды за­нимал­ся из­вес­тный спе­ци­алист, ди­рек­тор ло­зод­ревком­би­ната, И.И.Нем­цов. Он дос­тиг пен­си­он­но­го воз­раста, но от­ды­хать не со­бирал­ся – был под­тя­нут, бодр, кре­пок фи­зичес­ки, хо­тел жить дол­го и при­носить поль­зу оте­чес­тву до са­мой смер­ти. А поль­за бы­ла ог­ромная: этот ком­би­нат еже­месяч­но пе­речис­лял уп­равле­нию круг­лую сум­му, не тре­буя при этом от них ни­чего. 

 Мес­тная про­мыш­ленность креп­ча­ла вмес­те с ру­ково­дящи­ми кад­ра­ми. Вдруг ок­репшие ру­ково­дящие кад­ры об­ра­тили вни­мание, что этот стран­ный ди­рек­тор, ко­торый ни­чего не про­сит, не член ком­партии. Кро­ме это­го во­пи­юще­го фак­та, ини­ци­алы И.И. пе­ред бла­гоз­вучной фа­мили­ей Нем­цов, ока­зались не “Иван Ива­нович”, а “Иса­ак Иль­ич”, то есть, Нем­цов был во­ору­жен пя­той гра­фой, и по­тому страш­но опа­сен для всей мес­тной про­мыш­леннос­ти. Ру­ководс­тво уп­равле­ния на зак­ры­том (кто та­кие ре­шения де­ла­ет от­кры­то?) пар­тсоб­ра­нии пос­та­нови­ло: поб­ла­года­рить И.И.Нем­цо­ва за доб­ро­со- вес­тный труд и сроч­но от­пра­вить с глаз до­лой на зас­лу­жен­ный от­дых.

  И от­пра­вили. Черт с ней, с ло­зой этой: рос­ла се­бе трав­ка и бу­дет рас­ти – ку­да де­нет­ся? Ди­рек­то­ром ком­би­ната наз­на­чили за­мес­ти­теля Нем­цо­ва, чле­на пар­тии и без вся­ких стран­ных ини­ци­алов. 

Че­рез два го­да ло­зы не ста­ло. Про­из­водс­тво дар­мо­вой ме­бели сдох­ло. Нем­цо­ва об­ви­нили во всех гре­хах и вре­дитель­стве, и по­пыта­лись ис­портить че­лове­ку его зас­лу­жен­ный от­дых. Меч­та­ли да­же осу­дить, как вра­га на­рода. Но не сло­жилось.  Нем­цов ус­пел стать граж­да­ни- ном Из­ра­иля. Ис­портил пар­тий­ным то­ва- ри­щам всю их ос­тавшу­юся жизнь, неб­ла­годар­ный.

Служ­ба в мор­фло­те заб­ра­ла у Яш­ки че­тыре луч­ших го­да жиз­ни. Бла­года­ря та­лан­ту ри­соваль­щи­ка, от не­го тре­бова­ли не так Ро­дину за­щищать, как клей­мить по­зором этих са­мых за­щит­ни­ков. Ко­ман­ди­ры при­носи­ли спис­ки мат­ро­сов для про­песо­чива­ния в стен­га­зете, а Яш­ка ри­совал на них ка­рика­туры и под­пи­сывал в сти­ле То­лика Крэс­сэ: «Что ши­нель? Уж ско­ро ле­то, дыр­ка там, иль дыр­ка тут... Я пор­ву се­год­ня эту – зав­тра но­вую да­дут». «Мат­рос Рож­ков сов­сем не зна­ет ни ус­та­ва, ни сты­да – ис­кра соз­на­ния по­пала ему, как вид­но, не ту­да». Cтран­но, что де­моби­лизо­вал­ся не с по­битой мор­дой. Кро­ме то­го, он увез с со­бой од­ну «во­ен­ную тай­ну», из-за ко­торой мог сме­нить го­ризон­таль­ные по­лос­ки мор­ской тель­няш­ки на клет­ча­тые тю­рем­ной ро­бы и сесть на стан­дар­тный де­сяти­лет­ний срок. И ви­нова­та в этом – стен­га­зета. 

Наз­ва­ние га­зеты не ме­нялось из но­мера в но­мер: ес­ли «Звез­да» - так на всю жизнь. Слож­ности воз­ни­кали с эпиг­ра­фом: каж­дый но­вый вы­пуск дол­жен соп­ро­вож­дать­ся «муд­ры­ми» выс­ка­зыва­ни-ями на­ших вож­дей. 

Пол­ки биб­ли­оте­ки про­гиба­лись под тя­жестью ве­ликих тру­дов. Но кто их чи­тал? По­это­му Яш­ка нап­ря­гал свои моз­ги и со­чинял бу­дущим стро­ите­лям ком­му­низ­ма на­путс­твен­ную чушь за под­писью оче­ред­но­го клас­си­ка – Ле­нина, Мар­кса или Эн­гель­са. Зам­по­лит час­ти, ка­питан вто­рого ран­га, лю­бил мат­ро­са Ро­мен­ско­го за его глу­бокие зна­ния и иног­да про­сил «не в служ­бу, а в друж­бу» по­доб­рать что-ни­будь под­хо­дящее для оче­ред­но­го сво­его выс­тупле­ния. Не­пороч- ная связь с ве­лики­ми мог­ла вы­лить­ся в до­пол­ни­тель­ный том их соб­ра­ния со­чине­ний или за­вер­шить­ся во­ен­ным три­буна­лом, что бо­лее ве­ро­ят­но. Спас­ло, ско­рей все­го, что ник­то из на­чаль­ства эти тру­ды ни­ког­да не чи­тал. 

Ког­да Яш­ка вер­нулся в Ки­ев, Со­ня еще

про­дол­жа­ла ра­ботать толь­ко бла­года­ря Аб­ра­ше, ко­торый ухит­рялся пе­ред сво­ей ра­ботой от­во­зить же­ну на фаб­ри­ку и ве­чером за­бирать.

Со­ня на­чала за­дыхать­ся. Пе­рес­тал ра­ботать сер­дечный кла­пан. Вой­на, эва­ку­ация, страш­ная смерть от­ца и бра­та, тюрь­ма и сы­рая квар­ти­ра с кры­сами, сде­лали свое де­ло. Со­ня меч­та­ла хоть нем­но­го по­жить в нор­маль­ных че­лове­чес­ких ус­ло­ви­ях, «на­дышать­ся», как она го­вори­ла, по­это­му ста­ли на оче­редь в ко­опе­ратив. Яш­ка вер­нулся из ар­мии уже в но­вую квар­ти­ру. То­же од­но­ком­натную, но за­то на 4 эта­же и с бал­ко­ном, бук­валь­но, в двух квар­та­лах от ин­сти­тута лег­кой про­мыш­леннос­ти. Шус­трый Зям­ка за это вре­мя ус­пел же­нить­ся. Сме­нил имя и стал Са­шей. Зя­ма Пок­рас то­же нев­злю­бил свое и стал То­ликом. Со­ню те­перь на­зыва­ли Софья Гри­горь­ев­на, а Аб­ра­шу – Ар­ка­дий Мар­ко­вич. Про­из­но­сить вслух ста­рые име­на ста­ло неп­ри­лич­но.

Как-то, про­ходя ми­мо ки­ев­ско­го Уни­вер­си­тета, Яш­ка уви­дел при­ят­но­го мо­лодо­го че­лове­ка в до­рогом кос­тю­ме. Тот спус­кался по лес­тни­це к ма­шине, при­пар­ко­ван­ной у вхо­да в зда­ние.

«То­лик Крэс­сэ?» – по­думал Яш­ка. То­лик то­же уз­нал его и бук­валь­но сгреб в объ­ятия.

Ка­кая встре­ча! Ка­кими судь­ба­ми? – То­лик за­сыпал Яш­ку воп­ро­сами и не до­жида­ясь от­ве­та, на­чал хвас­тать­ся: я пре­подаю в этом уни­вер­си­тете ан­глий­ский, на про­фес­сор­ской дол­жнос­ти, вот моя «Вол­га», нет, я не Крэс­сэ, пе­решел на ма­мину фа­милию – Дов­го­нос. Не­дав­но, го­ворит, встре­чал­ся с Алек­се­ем Ни­кола­еви­чем, он по­мог ма­му в спец­боль­ни­цу ус­тро­ить. Пом­нишь мою ма­му? Я не знал это­го то­вари­ща и спро­сил:

- А кто это?

-Как кто? Ко­сыгин, ко­неч­но!

Я по­нял, что нуж­но уди­рать, по­ка хо­хот ме­ня не за­душил окон­ча­тель­но. Тут он уви­дел двух па­цанов, заг­ля­дыва­ющих в его ма­шину, про­тянул ру­ку, сде­лав жест, как бы от­го­няя на­зой­ли­вую му­ху, и ска­зал с ан­глий­ским ак­центом: - Мал­чык, мал­чык... Ну, лад­но, за­ходи как-ни­будь. Спе­шу, из­ви­ни. 

Ль­го­ты для де­моби­лизо­ван­ных поз­во­ляли пос­ту­пать в лю­бой ВУЗ. Яш­ка выб­рал по­литех­ни­чес­кий. «Сы­ночек, - ска­зала Со­ня, – за­чем те­бе та­кая тя­желая про­фес­сия? Ведь ря­дом с на­ми ин­сти­тут Лег­кой про­мыш­леннос­ти. Пос­ту- пай ту­да». В этом бы­ла вся Со­ня. Раз про­мыш­ленность  лег­кая, зна­чит и сы­ну бу­дет лег­ко в этой жиз­ни.

В По­литех­ни­чес­кий Яш­ка бла­гопо­луч­но про­валил­ся, хо­тя эк­за­мены сдал, но не про­шел то ли по бал­лам, то ли по про­цен­там. 

Бо­лезнь прог­ресси­рова­ла. Со­ня уже пе­рес­та­ла под­ни­мать­ся с пос­те­ли, ды­шала воз­ду­хом из кис­ло­род­ных по­душек. Яш­ка че­рез год стал сту­ден­том ма­мино­го лю­бимо­го ин­сти­тута. «Ма­ма, - ска­зал он, - я пос­ту­пил. Ты об этом меч­та­ла?» 

 Со­ня уми­рала. Сей­час опе­рации по вос­ста­нов­ле­нию ра­боты сер­дечно­го кла­пана де­ла­ют как прос­той ап­пенди­цит, а тог­да спас­ти ее не бы­ло ни­какой воз­можнос­ти. Со­ня мно­го ду­мала, ос­та­ва­ясь од­на в квар­ти­ре, и не мог­ла по­нять, ку­да уш­ли 20 пос­ле­во­ен­ных лет? Это же луч­шие го­ды, по­тому что бы­ла мо­лодой, кра­сивой жен­щи­ной. Хо­рошие де­ти и лю­бимый муж. С кем бо­ролась? Го­сударс­тву она не нуж­на вмес­те со сво­ими спо­соб­ны­ми деть­ми и тру­дягой му­жем. Вы­жива­ла вмес­то то­го, что­бы жить. Не на­учись во­ровать – по­гиб­ли бы. Но во­рова­ла ведь не толь­ко фаб­ри­ка, а вся стра­на – го­сударс­тву бы­ло про­ще пус­тить жизнь на са­мотек, чем соз­да­вать нор­маль­ную эко­номи­чес­кую сис­те­му.

Пра­витель­ство объ­яви­ло ком­му­низм,  к ко­торо­му по­вело свой ве­ликий на­род, ру­бя ему, лю­бимо­му, го­ловы по до­роге к объ­яв­ленно­му свет­ло­му бу­дуще­му. 

  А по но­чам снил­ся Ба­бий Яр: бо­лот­ная тря­сина за­сасы­ва­ет ее вмес­те с деть­ми все глуб­же и глуб­же. Она ви­дит па­пу. Он дер­жит на ру­ках сво­его гор­ба­того сы­на и пы­та­ет­ся вы­тол­кнуть на­верх, но тот все вре­мя па­да­ет об­ратно. Ка­кие-то во­ен­ные в но­вень­ких гим­настер­ках с пис­то­лета­ми бро­дят на­вер­ху и сме­ют­ся. Этот страш­ный, не­чело­вечес­кий смех. Она про­тяги­ва­ет ру­ки, мо­ля о по­мощи, но ник­то не об­ра­ща­ет вни­мания. Она не то­нет и выб­рать­ся не мо­жет. Уже не­чем ды­шать, но ни­кому нет до нее де­ла. Вмес­те с ней то­нет до­во­ен­ный ска­зоч­ный Те­ремок, пос­ле­во­ен­ный Са­рай и од­но­ком­натный Рай на чет­вертом эта­же с бал­ко­ном. Ба­бий Яр дли­ною в жизнь. Страш­но. 

 Бы­ло 17 и­юля – день Ави­ации и Фло­та. «Мы рож­де­ны, чтоб сказ­ку сде­лать былью» - тор­жес­твен­но вы­водил зна­мени­тый хор под ак­компа­нимент ду­хово­го ор­кес­тра.

Со­вет­ские лю­ди, опь­янен­ные сво­им ве­личи­ем, да­же не до­гады­вались, что за­дол­го до вой­ны этот марш пел не­мец­кий хор под ак­компа­нимент не­мец­ко­го ду­хово­го ор­кес­тра. И хо­тя они пе­ли по не­мец­ки, в при­певе чет­ко слы­шал­ся зна­комый до бо­ли са­лют фю­реру: «Хай­ль Гит­лер!». Но на­ши по­эты сло­ва пе­репи­сали, а пес­ню пе­репе­ли. Де­лов-то...

В этот тор­жес­твен­ный для ави­ации день, Яш­ка при­шел до­мой с кра­сивой де­вуш­кой.

- Мы ско­ро по­женим­ся, - ска­зал он. – По­верь, ма­моч­ка, у нас бу­дет ска­зоч­ная жизнь.»

-Дай-то, Бог! - ска­зала Со­ня и тяж­ко вздох­ну­ла под бра­вур­ный ави­амарш, ко­торый до­носил­ся из пос­та­рев­ше­го, по­мято­го вре­менем реп­ро­дук­то­ра. 

Она про­жила все­го 51 год. Аб­ра­ша пе­режил ее на пять лет. 

 

Ил­люс­тра­ции ав­то­ра и M.Zurakhov.

Не пропусти интересные статьи, подпишись!
facebook Кругозор в Facebook   telegram Кругозор в Telegram   vk Кругозор в VK
 

Новое

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Трамп безбашенный

«Не так давно Владимир Зеленский был комиком в Украине…» Ну и что, что комиком? Президент Рейган играл в Голливуде роли дешевого ковбоя – и так прожил до 50 лет! И этот господин Рональд, «актер второго плана» и легкого кино-жанра, стал одним из величайших президентов США!

Виталий Цебрий март 2025

СТРОФЫ

Защита жизни

Первые стихи Седаковой появились в печати тридцать лет назад. С тех пор каждое ее стихотворение, перевод, статья, обращение-событие.

Александр Зах март 2025

ИСТОРИЯ

В судьбе поэта - судьба страны

Чем же обернулось для самой этой «Страны рабов» убийство Великого Поэта на самом взлете его гениального дарования? Нетрудно догадаться, что она была им проклята и ровно через 100 лет, в годовщину его рождения в 1914г.началась Первая Мировая Война, которая стоила России несколько миллионов жизней и вскоре приведшая к её полному обнищанию и ещё большему количеству жертв в ходе последующих революции и Гражданской Войны.

Бен-Эф март 2025

НОВЫЕ КНИГИ

Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть десятая

Легенда о проволоке на пробке шампанского, знаменитой вдове Клико и любви русских к игристым винам!

Исторический нравоучительный анекдот. Граф Александр Васильевич Суворов: «Вот твой враг!»

Генерал М. П. Бутурлин. «Заставь дурака Богу молиться...»

Игорь Альмечитов март 2025

ИСТОРИЯ ВОЕННОГО ДЕЛА

Статистика знает все, но можно ли ей доверять?

Причиной шока были трехзначные числа, обозначавшие количество сбитых самолетов членов антигитлеровской коалиции на Восточном и Западном фронтах ТВД. Выяснилось, что пилоты немецкой 52-й истребительной эскадры Эрих Хартманн, Герхард Баркхорн и Гюнтер Рахлл за годы войны сбили 352 (348 советских и 4 американских), 301 и 275 самолетов соответственно.

Эдуард Малинский март 2025

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин

x

Исчерпан лимит гостевого доступа:(

Бесплатная подписка

Но для Вас есть подарок!

Получите бесплатный доступ к публикациям на сайте!

Оформите бесплатную подписку за 2 мин.

Бесплатная подписка

Уже зарегистрированы? Вход

или

Войдите через Facebook

Исчерпан лимит доступа:(

Премиум подписка

Улучшите Вашу подписку!

Получите безлимитный доступ к публикациям на сайте!

Оформите премиум-подписку всего за $12/год

Премиум подписка