Байки антикварщика. Истории и предыстории

"Это было недавно, это было давно..."

Пандемия, коронавирус, самоизоляция, четыре стены... Отменённые рейсы самолётов и поездов... Препятствия и подножки на привычных жизненных путях.

Есть сегодня обнадёживающий лозунг-призыв: Дома не скучно! Но это понятие очень условно и предполагает множество градаций. Что-то может зависеть от дома и окружения, что-то от телевизора и компьютера... Но больше всего — от себя, от самодостаточности или от хобби.

Одним из очень распространённых хобби является коллекционирование. Коллекционеры — странные люди. Вне зависимости от того, что он собирают, у них особые взаимоотношения между "одноверцами" и даже особое отношение к предметам коллекционирования. Они для них из вещей превращаются в предметы общения. До некоторой степени в собеседников и друзей. Хобби откладывает особый налёт на характерах, очень разных — с особыми взаимоотношениями и оценками... Диапазон радостей и горестей могут поразить нормального человека. (Невольно выделяю коллекционеров в не совсем нормальное сообщество).

Коллекционер — обязывающее название. Старьёвщик — для меня звучит вполне приемлемо, однако для многих ассоциируется с бросовым хламом. Хорошо бы остановиться на названии — антиквар, но тотчас спотыкаешься на уход в архаику. Пожалуй, наиболее подходящим для обычного любителя могло бы подойти название собирателя-антикварщика, и не антиквар, но и не старьёвщик.

Откуда это берётся, когда вирус собирательства находит лазейку в человеческом "Я"? Мне вспомнилась моя первая коллекция: я залезал под большой обеденный стол, стоявший посредине комнаты, и наклеивал там марки, отмоченные с почтовых конвертов. А было мне лет пять... Помнится, как мы, 6-7 летние парнишки, в эвакуации раскапывали землю во дворе дома и находили "артефакты": осколки тарелок-чашек, черепки какой-то посуды. По своим понятиям красоты мы выкладывали на земле из них мозаику, радуясь каждому пополнению.

Говорят, следом за Козьмой Прутковым, что специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя. Это в большой степени относится к коллекционерам. Их, как правило, отличает исключительное стремление проникнуть вглубь предметов, в максимальную глубину истории каждой вещи, попадающей в руки.

Дни и годы любого коллекционера состоит из пополнений и утрат собрания. К этим моментам можно отнести случаи в жизни человека, ещё не почувствовавшего себя коллекционером. Хотя в данном случае применительно к автору эта оговорка может показаться условной. Уже в давние годы в папочки с завязками попали письма отца из армии на листках с картинками, майский 1945 года журнал Огонёк, вышедший по случаю Дня победы, и большая подборка самых разных редкостей (на взгляд десятилетнего парнишки).

Чудится, что раз вселившись, этот вирус не исчезает, он только мутирует по силе проникновения и поражения хоббиста. От хобби и времяпрепровождения до профессии и даже болезни...

Но сегодня — не о серьёзных проблемах, а о забавных и любопытных случаях и ситуациях вокруг предметов коллекционирования или тех вещей, которые по случаю не попали в руки коллекционеров.

Ханукия и подсвечники — но ботинки и рубашки важнее...

Послевоенная жизнь была небогатой. Зарплат не хватало порой на самое необходимое. Возникала необходимость "по сусекам поскрести", из старых семейных запасов что-нибудь к случаю подобрать на продажу.
Была в старину в еврейской среде такая традиция — дарить родственникам и друзьям к праздникам серебряные изделия. Красиво, на всю жизнь в доме, да и по старым временам не слишком дорого. О старой жизни многие годы напоминали субботние бокалы для вина, вставлявшиеся друг в друга, как позже появившиеся русские матрешки. Кидуш порой их звали по названию богом предписанной субботней молитвы.

На эти запасы и пришлось обратить внимание, чтобы бреши в послевоенном семейном бюджете заштуковать. Мама решила как-то продать несколько серебряных вещей. Не помню точно, то ли зимнее пальто мамино уж никак нельзя было на третью сторону за 20 лет перелицовывать, то ли нам с братом необходимо было какую-то одёжку справить. Ботинки к зиме покрепче нужны были или рубашки взамен старых с протершимися воротниками. Продать тогда серебряные изделия можно было только в государственных пунктах скупки как лом, с очень низкой ценой по весу серебра.

Выбор пал на совсем ненужные предметы из старой наволочки. Ложки-вилки порой ещё доставались оттуда сверх постоянного набора при подготовке праздничного стола или при приходе гостей. Мне нравилось извлекать из этого узла ложки для салата, двурогие вилки для мяса или лопатки для торта или рыбы... Самым громоздким штукам никакого применения не было десятилетиями. Они-то были определены на заклание. Это были таинственная ханукия — этакий ряд подсвечников на подставке и два больших субботних подсвечника. Они и сейчас стоят перед глазами. Ханукия вызывала некоторые вопросы, но я как-то не углублялся в их разрешение. Да, собственно, и названия такого не знал. Запомнилась загадочность подсвечника с семью свечами на стенке ханукии и восемь подсвечников для установки свеч.

Мы с братом тщательно чистили каждую вещь перед продажей. Это загадочное родительское задание я до сих пор не могу понять. Зачем это было нужно — чистить, не продавать? Результат продажи мы вскоре почувствовали в своём нехитром гардеробе.

Мне трудно себе представить попали ли эти старинные вещи в руки коллекционера или пошли в безликую переплавку. По нынешнему разумению лучше было бы продать какие-то столовые предметы, назначение некоторых из которых не легко найти даже во всезнающем интернете.

Гешефт — от вилок-мастодонтов

Отмечу общеизвестное: десяток-другой лет большой срок для каждого человека. В этом эпизоде практически те же действующие лица, и опять — какие-то серебряные вехи былого времени.

Однажды в преддверье очередной годовщины моей свадьбы позвонила мама, она же свекровь, и спросила, не будем ли мы против, если она подарит нам к этому дню серебряные столовые вилки. Затруднять пожилых людей заботами о подарке не хотелось, по-американски дарить деньги было не принято. Согласие было дано.
Эти вилки были не из старой наволочки, которую я упомянул в предыдущем эпизоде. Маме их предложила купить её старая подруга, знакомая с детских лет. На старости лет она стала бояться, что соседи по коммунальной квартире в какой-либо не очень прекрасный день в её отсутствие залезут в её универсального назначения единственный шкаф и извлекут оттуда без её ведома лежащие там с давних пор серебряные вилки. Она решила их продать. За деньгами же легче уследить в коммунальной квартире. Отнесла она их в скупку и узнала их тамошнюю цену. Но оставлять их там ей стало жалко, и она предложила их за эту цену моей маме. Так эти вилки попали в наш дом.

Время было серое, квартиры маленькие, столы скромные, тарелки и сервировка компактные, чтобы гостей побольше одновременно за стол посадить можно было. Вилки же оказались не просто большими, они были очень большими, мастодонтами. Год за годом лежали эти массивные вилки без дела. Как говаривал когда-то фридмановский герой Мендель Маранц, "чемодан без ручки, тяжело нести и жалко бросить".

Пришла однажды жене идея утилизации залежавшихся вилок: выменять их на новые поменьше. Если их продавать, то на вырученные деньги даже и вилок для лимона не купишь. Решила она сделать "гешефт", бизнес то есть. Предложила на работе подруге, которая слыла знатоком старого серебра, эти гигантские столовые вилки в обмен на новые десертные: одна на одну. Таллиннские с елочкой на ручке тогда стали в моде. Подруга подержала эти вилки пару дней у себя, посоветовалась с кем-то и вернула: не пойдет. Вновь они осели в глубине ящика буфета.

Времена меняются. Появился в Москве первый ювелирный комиссионный магазин, прямо у выхода метро "Университет". Там выплата денег сдатчику вещи определялась согласованной продажной ценой с вычетом комиссионного процента. Больше выходило, чем в скупке. Решил и я поучаствовать в этом деле. Взял я приросшие было к буфету забытые шесть вилок и без конкретного плана, имея в голове принцип обмена баш на баш, поехал на разведку.

Вход в магазин со стороны двора для сдатчиков вещей не внушал доверия. Тесная коморка ожидания — тоже. Всё отделение оценки и сдачи вещей на продажу было больше похоже на захламлённый коридор, чем на торговый зал. Сдатчик садился на стул к застеклённому окошку, с другой стороны которого размещалась без особых излишеств свободного пространства приёмщица. Я вытащил из дипломата свёрток с вилками. (Дипломат, знаете, — такой универсальный тип мужской авоськи, куда могли вместиться шесть бутылок вина-пива, или два пакета картошки. Всех вариантов заполнения этого переносного уникума перечислить невозможно).

Приемщица строго попросила предъявить паспорт, — куда уж без него в магазине в то наше демократическое предкоммунистическое время. Холодно взяла свёрток и, развернув его, с несколько большим интересом положила вилки на весы. "720 грамм по 50 копеек за грамм. Будете сдавать?" — на одном дыхании произнесла приёмщица. Я почувствовал себя придавленным к стулу. В магазине стоимость шести новых серебряных вилок составляла примерно 35 рублей, — эта сумма и была у меня в голове. Ошарашенный вариантами пересчёта я смотрел вдоль стеклянной загородки, от неожиданности не проявляя никакой реакции.

Заинтересованность стала проявлять приёмщица: "Это хорошая цена, Вы не сомневайтесь!" Да у меня в тот момент никаких сомнений и не было. Женщина стала выписывать квитанции, а вилки положила на стол за своей спиной. Другая приёмщица, проходя мимо, протянула руку к вилкам и что-то тихо спросила. "Мои!" — резко ответила моя визави. Вилки оказались проданными в тот же день, по-видимому, не дойдя до прилавка магазина.

Через несколько дней я уезжал в командировку в Донецк. В Москве был очередной период дефицита на серебро и ювелирные украшения, вероятно, в ожидании нового повышения цен на эти товары не первой необходимости, роскоши — как значилось в официальных сообщениях. Народ был привычным. Такие повышения цен на излишества повторялись каждые два-три года. Я решил воспользоваться этой поездкой для покупки серебра на вырученные деньги и завершения, таким образом, обмена старых вилок на новое столовое серебро.

В Донецке дефицита столового серебра не было. В столице угольщиков Донбасса основное население находило более ходовой товар для траты денег. В субботу я вернулся домой. Дипломат с покупками был не легче, чем с пакетами картошки. Я положил его на угол письменного стола и скороговоркой сказал жене, что, наконец, реализовал её идею по замене старых вилок. При этом я вытащил шесть вилок и передал жене. Она, обрадовавшись, лизнула меня в щеку и стала что-то говорить по поводу ценности её идеи обмена. Я вытащил следующие шесть вилок... Затем на столе появились столовые и чайные ложки, столовые ножи и ножи-вилки для сыра, большой половник и салатные ложки разных размеров с вырезами и без них, двурогие вилки для колбасы и мяса, вилки с перепонкой для шпротов, ковшики для соусов и лопатки для масла, лопатки для пирога и совки для сахара, вилки для торта и ложки для варенья, вилки для лимона и кофейные ложечки...

Процедура была обставлена на уровне праздничного салюта, а жена сидела с вытаращенными глазами и причитала: "Молодец Зайцева (то есть, сотрудница, "специалистка" по серебру), не взяла вилок Молодец Зайцева, не взяла вилок", пока весь стол не покрылся серебряными безделушками. Оглядев весь запас, жена родила следующую ценную мысль: это будет подарок на свадьбу сына. Почти так это и стало ещё через много-много лет. Бывают же и успешные дела у потомков касриловских героев — "За один рубль — сто рублей"!
А я в тот момент подумал: "Сколько в действительности должны были стоить шесть тех вилок в руках не лоха (не про нас будь сказано)?" (В особенности мне странно все это представить сейчас, когда я более-менее правильно знаю цены старых серебряных изделий известных российских фирм. Но тогда я даже не знал клейм на тех вилках). Но этот риторический вопрос звучал так же, как "Сколько стоит этот пароход?" в незабываемых "Искателях счастья".

Бант

Что минимально нужно для охоты-поиска антикварщика: любить "кладоискательство" и кое-что знать: ну, например, как минимум, отличать Фаберже от Fragile, американское "silver" от русского серебра, столетний "хлам" от массовой штамповки, аляповатую эмалевую краску от требующей мастерства и терпения термочувствительной многоцветной эмали...

Некогда я использовал каждую возможность для поиска интересных вещей за пределами Москвы. Этому порой способствовали командировки. Однажды в комиссионном ювелирном магазине Ростова мне довелось купить изящную золотую брошь в виде синего эмалевого банта с маленькими бриллиантами старой огранки. Брошь заканчивалась небольшим карабином для подвески. Стиль вещи указывал на её преклонный возраст. Мне показалось, что это могла быть деталь российского ордена. Интернета тогда ещё не было, я перерыл кучу справочников и каталогов по орденам России, которые в то время тоже не были частым гостем в массовых советских изданиях. Точных аналогов найти не удавалось. Оставалось получать удовольствие от красоты и элегантности этой вещи. Разгадка пришла столь же неожиданно, как и находка. Работая в антикварном ювелирном бизнесе в Лос-Анджелесе, я увидел швейцарские дамские часы 1880-х годов с точно такой брошью, но только выполненной с белой эмалью. Вещь редкая и недешевая.

 Столовый набор Черятова — цена на вес и ценность

Через пару лет в том же магазине меня порадовала другая находка. По 10 копеек за грамм я купил набор серебра, состоящий из половника и шести столовых ложек общим весом более 800 грамм. На тот момент это была обычная цена за обычное столовое серебро. В изделиях меня сразу привлекла законченность классических форм, бывших популярными одновременно с расцветом модерна в России. На ручках каждого из предметов изображены химеры. Появление химер в работах ювелиров вместо традиционных женских головок стиля Art Nouveau — редчайший случай.

Общий вид изделий напомнил мне набор столового серебра Фаберже, встретившийся незадолго до этого за баснословную цену в Москве. Приехав из Ростова в Грозный, я показал набор знакомому ювелиру. (Когда-нибудь я, может быть, ещё вернусь к описанию многочисленных поездок в Грозный, давшим толчок для коллекции кубачинских изделий, но и чуть было не послужившим ещё в 1987 г. основанием для подозрения меня в террористических действиях). Ювелир, покрутив каждую вещь в руках, показал на трещину на стыке ручки и ковша разливной ложки, отметил не полностью сохранившуюся позолоту, а также вторичную маркировку "875" с профилем красноармейца. И... предложил десятикратную сумму — 800 рублей за комплект. Это было не последнее предложение продать набор. В Лос-Анджелесе за набор "as is" — со всеми его недостатками — было предложено 4 тысячи долларов. Но я устоял и перед этим предложением. Секрет яркого впечатления от изделий прост — их автор Е. Черятов был одним из лучших ювелиров России. (На ложках — клеймо ГЧ, на ручке половника дополнительно — Г.Черятовъ).

Фабрика золотых и серебряных изделий Егора (Георгия) Кузьмича Черятова, работавшая в 1900-1917 годах, изготавливала главным образом серебряную посуду и столовые приборы малыми партиями по заказам фирмы Лорие. Фирма Федора Анатольевича Лорие по качеству и ценам на изделия порой не уступала мастерам, работавшим под маркой Карла Фаберже. Иногда такие изделия маркировались двойными клеймами: и Лорие, и Черятов.

Портсигар — мавзолей и красноармеец

Нам всем знаком вид гранитного мавзолея Ленина, построенного по проекту академика А.В. Щусева. Вне современных дискуссий о достоинствах его назначения, можно отметить гармоничность мавзолея в ансамбле Красной площади, а также решение его в формах главенствовавшего в то время в мировой архитектуре стиля Art Deco. Но ему предшествовало два деревянных мавзолея. Первый из них был построен за несколько дней к похоронам Ленина. Второй — через несколько месяцев и просуществовал пять лет.

Мавзолей представлял собой усеченную ступенчатую пирамиду. Для долговечности деревянные детали были покрыты масляный лаком, в результате чего сооружение имело строгий светло-коричневый цвет. Тяги, двери и колонны верхнего портика были сделаны из черного дуба. 

К этому времени нас подвел редкий портсигар 1920-х годов. На нем внутри пятиконечной звезды изображен этот мавзолей. Рядом, как бы в почетном карауле, застыл на века красноармеец в буденовке со склоненным в трауре флагом. Под звездой — символ единения рабочих и крестьян — серп и молот. В этой вещи очень плотно проявилась символика того времени: значимость события — уход первого советского руководителя и точность отражения времени, момента. Все символы революции совмещены в гравированной миниатюре. Точность деталей подчеркивает подлинность изделия.

Старинный подстаканник и нормирование в советской экономике

Мое поколение вышло из страны советов, преодолев социализм. Дефицит товаров и услуг это было дело обычное и привычное. Чуть что не так, пропадают товары на полках магазинов, растут цены. Молодёжь российская и ближнего зарубежья может мечтательно поглядывать на кажущееся благополучие бывшего Советского Союза, демонстрируя упорное нежелание видеть пороки, усвоить очевидное: дважды два — четыре. С соответствующей оценкой тому времени и быту — двойка. Я завидую таким "неучам", они не узнали многого из того, о чем не хотелось бы знать вообще.

Мне вспомнились перипетии приобретения антикварного подстаканника. Точней, я хочу взглянуть на этот подстаканник как на зеркало, в котором яснее ясного прорисован идиотизм социалистического пустословия — "обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества" (кто забыл или не знал, это основной экономический закон социализма, сформулированный ещё Главным (первым) экономистом страны). Замечу вскользь, что он во всем был первым, но с некоторыми изъятиями: на сцене к роялю не подходил и в хоккей по 8 голов за матч не забивал. Нет пределов совершенству... Может, и с антиквариатом ещё не все рекорды поставлены. Ох, страшновато заглядывать в будущее.

Ограничимся пока прошлым: тем что было в каком-то отношении уже давно, в каком-то — совсем недавно...

Это было в конце 80-х годов прошлого века. Командировка дала повод в очередной раз приехать в Ленинград. Само место конференции, проходившей под эгидой Дома учёных, дышало прелестью этого уникального города. Дом учёных занимал бывший дворец Великого князя Владимира Александровича на Дворцовой набережной. Самое поразительное и захватывающее это то, что в особняке частично сохранились интерьеры дворца. Я уж не говорю о специально выделенной экспозиции фарфора Императорского завода из коллекции Великого князя.
Краткосрочные заседания, многочасовые блуждания по проспектам и набережным... С раннего утра и до позднего вечера. Ну и, конечно, человек, душевно не равнодушный к коллекционированию и старым вещам, не мог "не отметиться" в антикварных магазинах. Особенно завлекательными были немногочисленные антикварные ювелирные комиссионки.

Возможно, нынешние молодые люди, окруженные множеством специализированных торговых услуг — на земле и в виртуальных сетях, вопросительно споткнутся на этом повторном упоминании комиссионного магазина в этом небольшом рассказе — что за зверь? С чем его едят?

Повторим вновь. Короткая почти официальная справка:

Комиссионный магазин — магазин, занимающийся реализацией товаров, принятых от людей (сдатчиков, комитентов) на комиссию — для продажи на заранее оговоренных условиях. Магазин ни на одно мгновение не становился владельцем вещи, он оказывал услугу по публичной продаже с получением "комиссии" за услугу, т.е. определённого процента от стоимости проданной вещи. В обиходе, тусовке, как сказали бы сегодня, такие магазины порой называли — комиссионка, комок.

На пути блужданий попался такой антикварный ювелирный магазин. Просторный зал, не перегруженный посетителями (а тем более, покупателями). Застеклённые витрины с золотыми ювелирными изделиями. Витрины и полки с разновременным серебром... Очереди и толкучки, сопутствующие любым магазинам продуктов и ширпотреба, досюда не дошли. Здесь дефицит массового спроса голоса не подавал.

Меня заинтересовал серебряный подстаканник начала ХХ века. Верчу в руках, рассматриваю... Состояние хорошее, стилизованный гравированный рисунок, целиковое дно, судя по клеймам, — Москва, после 1908 г. Стиль — Art Nouveau или Югендстиль, по принятой российской классификации — модерн. Цена, по моей оценке, не высокая.

— Выпишите, — прошу я продавщицу.

В те времена в любых промтоварных магазинах для оплаты покупки в кассе требовался чек, выписанный продавцом на эту покупку. Покупатель предъявлял этот чек (как сказали бы в США — invoice) в кассу, платил деньги и с этим контрольным и кассовым чеками возвращался к продавцу для получения покупки. Все это казалось простым и естественным. Кстати, порой копии чеков продавца вместе с чеком об оплате для большей сохранности до вечернего контроля всех покупок накалывались на специальное приспособление (наколку), представляющее собой толстую иглу, вертикально закрепленную на подставке.

Уже начав выписывать чек, девушка спрашивает:

— У вас карточка покупателя есть?

— Есть, — механически отвечаю я. — А зачем она в комиссионном магазине?

Это была моя серьёзная ошибка. Лицо продавщицы стало строгим, чек отодвинут в сторону:

— Предъявите, пожалуйста.

В середине 1980-х годов во многих городах были введены карточки покупателей. Пример такой карточки с предательским для создавшейся ситуации словом "Москва" вы видите на иллюстрации.

Без предъявления такой карточки нельзя было купить многие дефицитные продукты и товары. Это ограничивало возможности иногородних приезжать в Москву за продуктами. По выходным дням масса людей приезжала в Москву на так называемых "колбасных электричках". Приезжали из ближнего Подмосковья, приезжали из мест, удаленных на 300-400 км от Москвы. По таким же картам по месту жительства нормировано ежемесячно "выдавались" дефицитные продукты: водка (с обязательной сдачей в обмен пустых бутылок), сахар, чай, табачные изделия... Достижения развитого социализма были налицо.

Еще не восприняв каверзности момента, я достал карточку из бумажника и показал продавщице. Здесь уже она говорит безапелляционно, что продать не может, так как у меня карточка москвича, а не ленинградца.
 Вы скажете, что это рассказ охотника или рыбака, в котором за мизерностью события скрывается необыкновенные фантазии. На самом деле, какое отношение может иметь место жительства к покупке старого изделия практически на рынке? Но это взгляд ясно мыслящего человека, а не сотрудника советской торговли.

Чтобы вы не могли заподозрить меня в дурных фантазиях, сошлюсь на свидетелей. На этой конференции были ещё две очаровательные сотрудницы, которым я рассказал об этом происшествии на послеобеденном заседании.

— Не может быть, — сказали они в унисон.

— Ей-ей, — поклялся я.

— Ты что-то напутал, — сказала одна из них и вызвалась после окончания заседаний составить мне компанию для повторного захода за понравившимся мне подстаканником. (Я был уверен, что этот подстаканник никуда не денется с полки магазина ни за несколько часов, ни за несколько дней. Будет ждать следующего захода).
С позиций разумной оценки я мог сделать бизнес магазину, пытался дать возможность бывшему владельцу получить желаемую компенсацию за залежавшуюся в доме вещь. Но это был не тот подход...

Поняв бесперспективность демонстрации карточки москвича, почти со спортивным азартом я вернулся домой к моему двоюродному брату, у которого я остановился на эти командировочные дни, и попросил дать мне аналогичную карточку ленинградца.

— Ну, это уже убийственный аргумент в преодолении, pardon, тупоумия, — подумал я.

— Бесполезняк, — сказал мне болеющий в эти дни брат.

Хотите, продавцы-недоумки, карту ленинградца — получите ленинградскую карту.

В сопровождении добровольно вызвавшегося свидетеля вновь добираюсь до магазина. Продавец другой. Прошу показать, прошу выписать чек на оплату покупки в кассе. Все, как и раньше: просят карту покупателя. С независимым видом предъявляю ленинградскую карту. Проницательный взгляд уже не продавца, а как бы следователя:

— Это не ваша карта, предъявите паспорт! — чувствую себя преступником, и что дело скоро дойдет до милиции.

— По правилам торговли вы имеете право попросить карту покупателя, но там ничего не сказано о паспорте, наивно пытаюсь уйти от требования я. Но усилия тщетны...

Моя спутница почти заговорщически попыталась объясниться с продавщицей. Но здесь холодное сердце и чистые руки. Последней (уже просто формальной) попыткой пытаемся объясниться с директрисой.

— Карты покупателя выпущены с целью снижения дефицита продуктов и товаров широкого потребления, выпускаемых государственными предприятиями. Здесь нет ни одного из этих условий. На товары вашего магазина нет понятия такого дефицита. Подстаканник принадлежит частному лицу и продается в единственном экземпляре, — эти тезисы женским эмоциональным тоном и рассудительным мужским были повторены многократно.

Результат, как вы уже поняли один:

— Купить товар можно только жителю города по предъявлению карты установленного образца.
Баста! Finita la commedia. Каменная стена. Растерянность. Конечно, это не проблема жизни, но чувство бессилия перед возведенными трудностями каждый раз заставляет задуматься о более общих проблемах... Некоторые из них со временем испарились, некоторые в российском быту вновь начали конденсироваться.

Наш диспут привлек внимание других посетителей магазина. Все поддерживали нас. Но только в высказываниях мудрецов глас народа это глас божий. В некоторых средах властной силой обладает чиновник, начальник.
К нашему особому расстройству в этот момент к прилавку подходит молодая женщина, предъявляет карту покупателя и выписывает чек на мой подстаканник. Мы понимаем, что в этот момент уже действительно finita la commedia. Раздаётся тихий ропот в адрес в общем то ни в чём не виновной женщины.

После этого эта покупательница смущенно подходит к нам и предлагает оплатить чек и забрать покупку! Иногда через стену удаётся пройти...

Прошли годы. Много лет для меня. Прошло много лет для социализма. И совсем немного лет для подстаканника, на своём вековом юбилее он продолжает служить и странствовать по свету.

Старый подстаканник, не менее старая гарднеровская сахарница, редкая черятовская ложка и крепкий чай.

Сейчас в Калифорнии...

***

Этакие жизненные сегодняшние тиски очень сужают поле деятельности. Голова ищет себе пути бегства от самоизоляции. Дела — их мало в пределах дома, сплетни — их много в электронном общении, еда — ну, сколько можно... Может, с учётом давления обстоятельств погружение в хобби даёт защитный и оптимистический импульс. Увильнув от сегодняшних забот, я погрузился в эпизоды былого, в воспоминания. И пригласил вас поучаствовать...