ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ

А пер­вая судь­ба у че­лове­ка
ма­лая ли, боль­шая, а своя собс­твен­ная.

А вто­рая судь­ба у че­лове­ка
от его от­ца-ма­тери, по все­му ро­ду-пле­мени,
до де­тей-по­томс­тва тя­нет­ся, де­ла­ет­ся.

А третья судь­ба у че­лове­ка
с его ма­терью сы­рой зем­лей,
с его оте­чес­твом род­ной стра­ной
не ря­дясь, не тор­гу­ясь де­лит­ся.

А чет­вёртая судь­ба у че­лове­ка
за весь Бо­жий мир от­ветчи­ца,
за вся­кого че­лове­ка пе­чаль­ни­ца,
во вся­кой жиз­ни со­учас­тни­ца,
да кто ж та­кую пла­ниду вы­дер­жит.

(Ста­рин­ная ду­хов­ная пес­ня)

1
Во бла­гос­ти Го­род наш!
В бла­голе­пии и бла­гос­ти
рас­тет-воз­раста­ет,
бо­гате­ет-мо­жет!

День­ги ти­шину лю­бят,
тор­говля шорх-шорх,
ко­локо­ла зво­нят
и то ти­хохонь­ко…

Но на­шёл­ся один,
ко­му ни дна ни пок­рышки,
ко­му в пле­чах тес­но,
в но­гах, в ру­ках быс­тро.

На­шёл­ся вдо­вий сын,
ба­лагур, нас­мешник,
на­род­ный пе­чаль­ник.
Да он кто ещё?..

2

 Хор

СТРО­ФА

Ро­дилось ди­тят­ко в час ут­ренний,
в день пред­ве­сен­ний,
в год ви­сокос­ный,
пос­ле от­цо­вой смер­ти.

Бы­ли у ди­тят­ки иг­рушки:
свет из окош­ка,
за­читан­ная книж­ка
да всё бо­гатс­тво, дос­то­яние на­род­ное.

АН­ТИС­ТРО­ФА

Рос­ло ди­тят­ко, вы­рас­та­ло,
по­нача­лу в до­му ша­лило,
по­том на ули­це хо­рово­дило,
те­перь весь Го­род хо­дуном хо­дит.

При­бились к ди­тят­ку друзья-при­яте­ли,
не­пот­ребс­тва ли­хие ра­дете­ли,
пос­лу­жить-ус­лу­жить го­товые
Ва­силию свет-Бус­ла­еви­чу.

3
Он из ро­да-по­роды тех Бус­ла­ев,
кто хо­дили-бро­дили по ши­рокой
мать-во­де, там ища се­бе до­бычи,
где дос­та­нут, где хва­тит заг­ре­бущих.

Он из тех, кто упорс­тво­вал нес­час­тно:
на ва­ряга, при­шель­ца опол­чался,
ухо­дил из-под влас­ти, из-под гнё­та,
воз­вра­щал­ся как буд­то по­беди­тель.

Он жи­рел, бо­гател, но ос­та­вал­ся
в ярой зло­бе сво­ей, в не­кош­ной си­ле;
всех пу­дов зла­та-се­реб­ра не хва­тит
за­давить суть бус­ла­ев­скую – ску­ку.

Он один, кто ос­та­нет­ся сво­бод­ным,
сколь­ко есть ему ве­ку – в пь­янс­тве, буй­стве,
в не­пот­ребс­тве. И да­же са­мой смер­ти,
чтоб унять, прис­ми­рить его, не хва­тит.

4
Это от пре­из­бытка си­лы
так нас ко­рёжит-мо­жет,
под­ни­ма­ет на ви­лы;
то и сгло­жет
век нов­го­род­ский –
эта ду­рость чум­ная!
Грех гос­под­ский –
гре­шить, всё по­нимая…

5

 Хор

Вась­ка мош­ной трях да трях
на се­ми уг­лах,
по всем кон­цам звон сто­ит,
ре­тивое ве­селит,
раз­вернись, ду­ша,
до пос­ледне­го гро­ша.

Чес­тное у нас ве­селье –
стен­ка на стен­ку ру­коделье:
зу­бы ле­тят,
ру­бахи тре­щат!
Вот где Вась­ка – пер­вый бо­ец,
ку­лак что твой сви­нец.

Дев­ки срам­ные
дос­тавля­ют ра­дос­ти зем­ные,
идёт хо­ровод,
при­бира­ет весь на­род,
сваль­но­го гре­ха
хи-хи-хи, ха-ха-ха!

А и цер­ковное ка­гор-питьё
мы пле­щем-хле­щем, как ничьё!
На­рядим по­па
в ря­су до пу­па,
пой­дет меж лю­дями
свя­щен­ный, пот­ря­хивая му­дями!

6

Го­род сто­нет. Вся рус­ская сво­бода
на­чина­ет­ся с глу­ма, с не­пот­ребс­тва…
А не бу­дет уда­чи нам, раз­витья –
тем и по­кон­чим…

7

Те к не­му, эти, а у Вась­ки в от­ве­те:
на уве­щева­ние – ноль вни­мания,
на уп­рё­ки – ру­ки в бо­ки!
И всем –
на! – с рас­ква­сом по мор­да­сам.

8
Ко­го ещё звать,
чтоб зас­тра­щать?
Наш­ли, поп­ро­сили мать.

А ста­рая кар­га
клян­чит, что­бы к день­ге день­га,
а ина­че ей своя ту­га.

От их от­вержен­ный род,
и по­нят­но, в ко­го урод;
соб­рал ей мо­нет на­род.

Ну те­перь по­ра не по­ра,
а пош­ла ста­ра,
ви­ляя, хро­мая, прочь со дво­ра.

9

 Мать

Пос­ты­дись, сы­нок,
ус­ми­рись, сы­нок,
по­щади ме­ня!
За твою гуль­бу
мне ле­жать в гро­бу,
род и кровь кля­ня.

Лю­ди все-то – ах! –
при сво­их гре­хах,
ты ж за всех си­лён!
Вы­нул три судь­бы,
вре­мя на ды­бы,
смерть со всех сто­рон!

Сядь, сы­нок, в зат­вор
не за при­говор,
а мо­нашес­ки!
По­сидишь чу­ток,
ос­татний век – мол­чок
до сво­ей дос­ки.

Бог прос­тит те­бя,
уб­ла­жит те­бя.
Ве­ра вер­ная –
са­мому на­чать,
как ве­лела мать,
де­ло смер­тное!

10

Ох ты, сло­во, сло­во пра­вое ма­терин­ское,
тя­жесть в те­бе не­подъ­ём­ная, как от зем­ли са­мой,
мно­го в те­бе си­лы тём­ной, под­донной, си­лы, тя­нущей
жи­лы мои, жи­луш­ки по од­ной, дру­гой…

11

 Бус­ла­ев

По­кура­жились, по­весе­лились –
и хва­тит, хва­тит.
Дру­гое у ме­ня нын­че на уме –
ох, гре­хи, гре­хи!

При­бира­ем Го­род пос­ле се­бя –
ме­тено-вы­мете­но,
чтоб ни па­мяти, ни пол­па­мяти о гуль­бе,
чис­то-на­чис­то.

Рас­хо­дитесь, брат­ва, по до­мам
вы быс­трей, быс­трей,
вре­мя бы­ло на­ше, а те­перь не то –
час мо­лить­ся-ка­ять­ся.

По­жили! Как ма­ло ко­му ос­таль­ным
да­но, бы­ло нам да­но!
А те­перь о нас пусть лю­ди го­ворят:
свят, свят, свят!

12
И за­сел он в зат­во­ре – клеть та­кая,
что не встать в пол­ный рост, по­том за­ложат
ок­на тё­сом и щёл­ки не ос­та­вят…
Ну, с но­восель­ем!

13

А меж­ду тем…

Нов­го­род все бо­гате­ет, ум­не­ет, ут­робная зло­ба
тре­бу­ет но­вых прос­то­ров, не всё ус­ми­рять её, су­ку,
дол­гим пос­том-воз­держань­ем! При­пом­ним ве­ликую во­лю
тех, кто уш­куй­ни­ки, в даль­ние про­мыс­лы, лю­ди, хо­дили,
тех, кто ог­нём и ме­чом прив­ле­кали к на­роду бо­гатс­тва!

Чтоб бо­гате­ла тор­говля, чтоб не ржа­вели за­коны,
на­до их сбрыз­ги­вать кровью! Хва­тит то­мить­ся в не­воле
мо­лодос­ти нов­го­род­ской, ина­че под­спуд­ным гни­ень­ем
вы­ест бо­лезнь ро­ковая нут­ро, ста­нет по­лым и хруп­ким
Го­род. Ко­торое вре­мя раз­бра­сывать кам­ни? – Прис­пе­ло!

14

 Хор

СТРО­ФА

Вре­мя дол­гое про­ходит,
что на во­ле про­ис­хо­дит?
В Но­вего­роде де­ла
ис­то­щились мал-ма­ла…

Ох ты, чес­тная тор­говля,
при­былей за­кон­ных лов­ля:
не об­ма­нешь – не про­дашь,
круг зам­кнул то­варец наш
по ру­кам…

АН­ТИС­ТРО­ФА

Не на­чать ли нам с на­чала,
ба­лагу­ра и на­хала
к вя­щей сла­ве под­ря­дить –
с даль­них стран доб­ра до­быть!

Вся­ко лы­ко бу­дет в стро­ку:
кто без тол­ку, без уп­рё­ку –
то­же Нов­го­роду сын,
пус­тит в де­ло Гос­по­дин
стыд и срам…

15

За­муру­ют, за­сып­лют, по­забу­дут.
А и это не вся судь­ба, ка­кая
доб­ру мо­лод­цу в скуд­ный час дос­та­лась.
Ну, по­дымай­ся!

16

 Бус­ла­ев

Вот и по­жили, как лю­ди,
в дол­гой, тос­кли­вой нев­зго­де:
дня от но­чи бы­ло не от­ли­чить,
вес­ны от осе­ни,
дол­го так мож­но бы­ло быть,
са­моё бес­смер­тие
под­сту­пало, бла­гость ка­кая!

Но Вась­ка не сыч на су­ку,
Вась­ка не пёс на дво­ре –
ра­но мо­нашес­тво ему,
ма­ло естья-питья пос­тно­го ему,
ре­тивое не вов­се его
за­мол­ча­ло сту­чать стук-дру­гой.

По­веду пра­вым пле­чиком
да впол­си­лы, в чет­верть си­лы я –
раз­ле­тит­ся дверь ду­бовая в мел­кие ще­поч­ки,
раз­бе­жит­ся ох­ра­на-сол­да­тики;
зак­ри­чу хрип­лым, гром­ким, дур­ным го­лосом:
«Воз­вра­щай­тесь, ре­бятуш­ки-голь, все ко мне!»

17

Он дей­стви­тель­но кри­чит, свис­тит, со­зыва­ет.

 Хор

То, что смерть не сож­ра­ла,
при­нимай, во­жатый!
Блядь ко­сила спрох­ва­ла,
есть на­дел нес­жа­тый –

по­забы­тые в го­дах,
в го­рес­тях, в бо­лез­нях.
Так, что­бы ко пра­ху прах,
са­ми не ис­чезнем.

А оты­щем мы се­бе
нуж­ное, по нра­ву,
де­ло – под­ска­зать судь­бе
доль­ше смер­ти сла­ву!

18

 Бус­ла­ев

А не лю­бит нас Гос­по­дин Ве­ликий Нов­го­род,
мо­лоде­чес­твом на­шим пре­неб­ре­га­ет, брез­гу­ет,
вор­чит, род­ной отец, всё так по­вора­чива­ет,
что без нас ему лег­че, на­дёж­ней, пра­виль­ней.

А мы что, мы не ста­нем на­силь­но ми­лыми,
мы ува­жим Гос­по­дина, ему по­жалу­ем
в зем­лю пок­лон, гла­зом миг­нём, с за­ду залп да­дим!
А не хо­чешь ты нас, так и да­вай, по­жалуй­ста….

Нев­мес­тно на­шему мо­лоде­чес­тву, как псу на це­пи, си­деть,
пой­дем, поп­лы­вём по ми­ру, даст Гос­по­дин ко­раб­ли,
ды­рявые та­кие ко­раб­ли­ки, рвань па­руса, це­пи ржав­чи­на,
го­дят­ся, что­бы то­нуть, го­дят­ся, что­бы зем­лю кру­гом оп­лыть.

19

Сколь­ко пла­ва­ешь в мо­ре, сколь­ко му­тишь
во­ды ве­щие? Вы­дох­лись прок­лятья
ма­терь-Ро­дины. Вый­дешь в час не­доб­рый,
бе­рег по­топ­чешь.

20

 Хор

Об ос­тро­ве Бу­яне
на мо­ре-оки­яне
все лю­ди го­вори­ли,
а толь­ко мы доп­лы­ли.

Ох, ка­мень бел-го­рючий,
ох, путь наш не­мину­чий,
хо­зя­ин-ата­ман
не ждан сю­да, не зван.

21

В си­нем не­бе нев­ре­димы
пти­цы лё­та­ют стра­тимы,
ры­щут ин­дри­ки-зверьё,
их ут­робное вытьё.

Ры­ба-кит по здеш­ним ре­кам
хо­дит в се­ти че­лове­кам,
по­рос­ло пла­кун-тра­вой
мес­то – зе­ленью жи­вой.

22

Что-то нас прив­лекло, вда­ли блес­те­ло
пу­тевод­ным ог­нём. На холм под­ня­лись –
че­репуш­ка; так вот что бе­лым све­том
пы­хало лю­дям!

23

 Бус­ла­ев

Что, мёр­твая го­лова,
ле­жишь смер­дишь,
вся под сол­нцем блес­тишь?
А я тя пну од­но­ва –
по­катишь­ся, го­лова.

Под­ско­чишь ты скок-пос­кок
на коч­ке, лег­ко ле­теть,
вер­теть так и сяк смерть,
точ­ный удар в ви­сок –
и бу­дет путь твой вы­сок!

 Мёр­твая го­лова

А мне бо­ять­ся че­го?..
А вот те­бе не ле­тать,
а зем­лю-зем­ли­цу мять
дни свои до од­но­го
тя­жестью неб­ла­гой.

Ре­ки, ле­са зем­ли
и что ещё там вни­зу? –
зор­кости нет в гла­зу
ви­деть те­бя в пы­ли,
кто приг­не­тён к зем­ли!

24

Ну и пни её, чтоб она ле­тела,
прыг­ни сам так, чтоб пре­выше вся­ких мёр­твых,
чтоб, пла­неты сби­вая с их­них тро­пок,
лё­том сво­бод­ным!

25

 Хор

СТРО­ФА

Пнул – взле­тела го­лова,
кру­тит­ся, боль­шая,
об­ла­ка вни­зу, ед­ва
звёзд не за­девая.

Пнул – и мёр­твой ни­ког­да
к нам не воз­вра­тить­ся!
Выг­ну­ла ду­гу ту­да,
где ей путь кру­тить­ся.

АН­ТИС­ТРО­ФА

Прыг­нул – как же вы­соко! –
не­бо под но­гами,
прыг­нул на ле­ту лег­ко,
как уже не с на­ми.

Прыг­нул, го­лову сло­мил,
как не на­до луч­ше.
По­мер, как ва­ще не жил,
под­вернул­ся слу­чай!

26

Ле­жит ис­по­кон ве­ку и по те­перь Вась­ки­на го­лова,
ле­жит-по­лёжи­ва­ет, гос­тей до­рогих ждёт-пож­дёт, оди­нокая,
ле­жит, мыс­ли свои во­роча­ет о том о сём, зло­бой наб­рякшие:

«Кто в не­даль­ний, не­доб­рый час при­дёт, прип­лы­вёт сю­да?
Кто над­сме­ет­ся над бе­дой, над смертью, над тос­кой всес­ветной?
Кто го­лову свою сло­мит, от­пустит ме­ня на по­ка­яние?»