ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ

А первая судьба у человека
малая ли, большая, а своя собственная.

А вторая судьба у человека
от его отца-матери, по всему роду-племени,
до детей-потомства тянется, делается.

А третья судьба у человека
с его матерью сырой землей,
с его отечеством родной страной
не рядясь, не торгуясь делится.

А четвёртая судьба у человека
за весь Божий мир ответчица,
за всякого человека печальница,
во всякой жизни соучастница,
да кто ж такую планиду выдержит.

(Старинная духовная песня)

1
Во благости Город наш!
В благолепии и благости
растет-возрастает,
богатеет-может!

Деньги тишину любят,
торговля шорх-шорх,
колокола звонят
и то тихохонько…

Но нашёлся один,
кому ни дна ни покрышки,
кому в плечах тесно,
в ногах, в руках быстро.

Нашёлся вдовий сын,
балагур, насмешник,
народный печальник.
Да он кто ещё?..

2

 Хор

СТРОФА

Родилось дитятко в час утренний,
в день предвесенний,
в год високосный,
после отцовой смерти.

Были у дитятки игрушки:
свет из окошка,
зачитанная книжка
да всё богатство, достояние народное.

АНТИСТРОФА

Росло дитятко, вырастало,
поначалу в дому шалило,
потом на улице хороводило,
теперь весь Город ходуном ходит.

Прибились к дитятку друзья-приятели,
непотребства лихие радетели,
послужить-услужить готовые
Василию свет-Буслаевичу.

3
Он из рода-породы тех Буслаев,
кто ходили-бродили по широкой
мать-воде, там ища себе добычи,
где достанут, где хватит загребущих.

Он из тех, кто упорствовал несчастно:
на варяга, пришельца ополчался,
уходил из-под власти, из-под гнёта,
возвращался как будто победитель.

Он жирел, богател, но оставался
в ярой злобе своей, в некошной силе;
всех пудов злата-серебра не хватит
задавить суть буслаевскую – скуку.

Он один, кто останется свободным,
сколько есть ему веку – в пьянстве, буйстве,
в непотребстве. И даже самой смерти,
чтоб унять, присмирить его, не хватит.

4
Это от преизбытка силы
так нас корёжит-может,
поднимает на вилы;
то и сгложет
век новгородский –
эта дурость чумная!
Грех господский –
грешить, всё понимая…

5

 Хор

Васька мошной трях да трях
на семи углах,
по всем концам звон стоит,
ретивое веселит,
развернись, душа,
до последнего гроша.

Честное у нас веселье –
стенка на стенку рукоделье:
зубы летят,
рубахи трещат!
Вот где Васька – первый боец,
кулак что твой свинец.

Девки срамные
доставляют радости земные,
идёт хоровод,
прибирает весь народ,
свального греха
хи-хи-хи, ха-ха-ха!

А и церковное кагор-питьё
мы плещем-хлещем, как ничьё!
Нарядим попа
в рясу до пупа,
пойдет меж людями
священный, потряхивая мудями!

6

Город стонет. Вся русская свобода
начинается с глума, с непотребства…
А не будет удачи нам, развитья –
тем и покончим…

7

Те к нему, эти, а у Васьки в ответе:
на увещевание – ноль внимания,
на упрёки – руки в боки!
И всем –
на! – с расквасом по мордасам.

8
Кого ещё звать,
чтоб застращать?
Нашли, попросили мать.

А старая карга
клянчит, чтобы к деньге деньга,
а иначе ей своя туга.

От их отверженный род,
и понятно, в кого урод;
собрал ей монет народ.

Ну теперь пора не пора,
а пошла стара,
виляя, хромая, прочь со двора.

9

 Мать

Постыдись, сынок,
усмирись, сынок,
пощади меня!
За твою гульбу
мне лежать в гробу,
род и кровь кляня.

Люди все-то – ах! –
при своих грехах,
ты ж за всех силён!
Вынул три судьбы,
время на дыбы,
смерть со всех сторон!

Сядь, сынок, в затвор
не за приговор,
а монашески!
Посидишь чуток,
остатний век – молчок
до своей доски.

Бог простит тебя,
ублажит тебя.
Вера верная –
самому начать,
как велела мать,
дело смертное!

10

Ох ты, слово, слово правое материнское,
тяжесть в тебе неподъёмная, как от земли самой,
много в тебе силы тёмной, поддонной, силы, тянущей
жилы мои, жилушки по одной, другой…

11

 Буслаев

Покуражились, повеселились –
и хватит, хватит.
Другое у меня нынче на уме –
ох, грехи, грехи!

Прибираем Город после себя –
метено-выметено,
чтоб ни памяти, ни полпамяти о гульбе,
чисто-начисто.

Расходитесь, братва, по домам
вы быстрей, быстрей,
время было наше, а теперь не то –
час молиться-каяться.

Пожили! Как мало кому остальным
дано, было нам дано!
А теперь о нас пусть люди говорят:
свят, свят, свят!

12
И засел он в затворе – клеть такая,
что не встать в полный рост, потом заложат
окна тёсом и щёлки не оставят…
Ну, с новосельем!

13

А между тем…

Новгород все богатеет, умнеет, утробная злоба
требует новых просторов, не всё усмирять её, суку,
долгим постом-воздержаньем! Припомним великую волю
тех, кто ушкуйники, в дальние промыслы, люди, ходили,
тех, кто огнём и мечом привлекали к народу богатства!

Чтоб богатела торговля, чтоб не ржавели законы,
надо их сбрызгивать кровью! Хватит томиться в неволе
молодости новгородской, иначе подспудным гниеньем
выест болезнь роковая нутро, станет полым и хрупким
Город. Которое время разбрасывать камни? – Приспело!

14

 Хор

СТРОФА

Время долгое проходит,
что на воле происходит?
В Новегороде дела
истощились мал-мала…

Ох ты, честная торговля,
прибылей законных ловля:
не обманешь – не продашь,
круг замкнул товарец наш
по рукам…

АНТИСТРОФА

Не начать ли нам с начала,
балагура и нахала
к вящей славе подрядить –
с дальних стран добра добыть!

Всяко лыко будет в строку:
кто без толку, без упрёку –
тоже Новгороду сын,
пустит в дело Господин
стыд и срам…

15

Замуруют, засыплют, позабудут.
А и это не вся судьба, какая
добру молодцу в скудный час досталась.
Ну, подымайся!

16

 Буслаев

Вот и пожили, как люди,
в долгой, тоскливой невзгоде:
дня от ночи было не отличить,
весны от осени,
долго так можно было быть,
самоё бессмертие
подступало, благость какая!

Но Васька не сыч на суку,
Васька не пёс на дворе –
рано монашество ему,
мало естья-питья постного ему,
ретивое не вовсе его
замолчало стучать стук-другой.

Поведу правым плечиком
да вполсилы, в четверть силы я –
разлетится дверь дубовая в мелкие щепочки,
разбежится охрана-солдатики;
закричу хриплым, громким, дурным голосом:
«Возвращайтесь, ребятушки-голь, все ко мне!»

17

Он действительно кричит, свистит, созывает.

 Хор

То, что смерть не сожрала,
принимай, вожатый!
Блядь косила спрохвала,
есть надел несжатый –

позабытые в годах,
в горестях, в болезнях.
Так, чтобы ко праху прах,
сами не исчезнем.

А отыщем мы себе
нужное, по нраву,
дело – подсказать судьбе
дольше смерти славу!

18

 Буслаев

А не любит нас Господин Великий Новгород,
молодечеством нашим пренебрегает, брезгует,
ворчит, родной отец, всё так поворачивает,
что без нас ему легче, надёжней, правильней.

А мы что, мы не станем насильно милыми,
мы уважим Господина, ему пожалуем
в землю поклон, глазом мигнём, с заду залп дадим!
А не хочешь ты нас, так и давай, пожалуйста….

Невместно нашему молодечеству, как псу на цепи, сидеть,
пойдем, поплывём по миру, даст Господин корабли,
дырявые такие кораблики, рвань паруса, цепи ржавчина,
годятся, чтобы тонуть, годятся, чтобы землю кругом оплыть.

19

Сколько плаваешь в море, сколько мутишь
воды вещие? Выдохлись проклятья
матерь-Родины. Выйдешь в час недобрый,
берег потопчешь.

20

 Хор

Об острове Буяне
на море-окияне
все люди говорили,
а только мы доплыли.

Ох, камень бел-горючий,
ох, путь наш неминучий,
хозяин-атаман
не ждан сюда, не зван.

21

В синем небе невредимы
птицы лётают стратимы,
рыщут индрики-зверьё,
их утробное вытьё.

Рыба-кит по здешним рекам
ходит в сети человекам,
поросло плакун-травой
место – зеленью живой.

22

Что-то нас привлекло, вдали блестело
путеводным огнём. На холм поднялись –
черепушка; так вот что белым светом
пыхало людям!

23

 Буслаев

Что, мёртвая голова,
лежишь смердишь,
вся под солнцем блестишь?
А я тя пну однова –
покатишься, голова.

Подскочишь ты скок-поскок
на кочке, легко лететь,
вертеть так и сяк смерть,
точный удар в висок –
и будет путь твой высок!

 Мёртвая голова

А мне бояться чего?..
А вот тебе не летать,
а землю-землицу мять
дни свои до одного
тяжестью неблагой.

Реки, леса земли
и что ещё там внизу? –
зоркости нет в глазу
видеть тебя в пыли,
кто пригнетён к земли!

24

Ну и пни её, чтоб она летела,
прыгни сам так, чтоб превыше всяких мёртвых,
чтоб, планеты сбивая с ихних тропок,
лётом свободным!

25

 Хор

СТРОФА

Пнул – взлетела голова,
крутится, большая,
облака внизу, едва
звёзд не задевая.

Пнул – и мёртвой никогда
к нам не возвратиться!
Выгнула дугу туда,
где ей путь крутиться.

АНТИСТРОФА

Прыгнул – как же высоко! –
небо под ногами,
прыгнул на лету легко,
как уже не с нами.

Прыгнул, голову сломил,
как не надо лучше.
Помер, как ваще не жил,
подвернулся случай!

26

Лежит испокон веку и по теперь Васькина голова,
лежит-полёживает, гостей дорогих ждёт-пождёт, одинокая,
лежит, мысли свои ворочает о том о сём, злобой набрякшие:

«Кто в недальний, недобрый час придёт, приплывёт сюда?
Кто надсмеется над бедой, над смертью, над тоской всесветной?
Кто голову свою сломит, отпустит меня на покаяние?»