Молчаливая Бричолла

Встречалась ли вам кошка, которая не мяучит? Мне тоже нет - до тех пор, пока в нашем подъезде не поселилась семья англичан. Звали их Глен и Соня, а с ними кошка по имени Бричолла - натуральная английская кошечка черная с белым и еще с черным "язычком" под подбородком, отчего ее мордочка приобретала какое-то загадочно-вопрошающее выражение.

У английской кошки было очень много въездных документов - я никогда не видал столько у человека. Там значились ее имя и фамилия (такая же, как у владельцев), длина шерсти, окрас, а также длинный перечень всевозможных прививок, без которых нельзя, оказывается, пересечь границу даже безответному беспаспортному существу. И вела она себя, как благовоспитанная иностранка: по квартире ходила неслышно, на гостей смотрела издали, а если кому-то была особенно рада, кокетливо терлась шейкой о косяк двери, все равно не подходя близко.

Приехала к нам Бричолла (хозяйка ее была родом из Италии, а по-итальянски Бричолла значит "крошка") в большой пластмассовой клетке, в которой уместился бы добрый бульдог. Видимо, переживания, связанные с переездом, когда она три часа провела в багажном отсеке самолета среди тюков и чемоданов, так глубоко засели в ее памяти, что она панически боялась этой клетки: стоило ее только неосторожно задеть или скрипнуть дверцей, как Бричолла тут же бежала прятаться.

Вообще, это было робкое и тихое существо, не доставлявшее своим хозяевам никаких хлопот. Целыми днями она спала в кресле, а когда просыпалась, шла есть, но как-то вяло, без интереса. Может, потому, что ей надоел однообразный сухой корм (а к другому она не привыкла), который всегда возвышался горкой в ее миске, чтобы Бричолла не проголодалась в отсутствие хозяев.

А отсутствовали хозяева часто. По будням с утра до вечера они были на работе, а по выходным и праздникам уезжали на экскурсии в старинные русские города - Псков, Суздаль, Ростов Великий. В эти дни они оставляли Бричоллу на наше попечение, чтобы мы проведали ее разок-другой, а заодно посмотрели, не нужно ли чего. Впрочем, ни в чем, кроме человеческого общения, Бричолла, по-видимому, не нуждалась. В одной миске еда - горкой, в другой - вода  до краев, а гранулированный песок для кошачьих дел в специально приспособленном для этого корытце и вовсе возвышался горой.

Она неизменно встречала нас в прихожей, терлась шейкой о косяк двери, но выглянуть наружу боялась и скорей бежала в комнаты. И ни разу ни я, ни моя жена, ни наш сын не слышали, чтобы Бричолла пожаловалась на свое одиночество, мяукнула что ли в знак приветствия или, может, какой-нибудь просьбы. Все у нее было в достатке, а когда не знаешь о чем просить, вроде бы и мяукать ни к чему.

Зато она замечательно умела мурлыкать и была на это великий мастер. Ах, какие рулады выводила она сидя на коленях у Глена! И подвывала, и постанывала, и даже переходила порою на какой-то трудно вообразимый утробный клекот. Она и нас встречала своим приветственным мурлыканием, правда, намного более тихим, но на колени не прыгала никогда. Впрочем, она и у Сони редко сидела на коленях и вообще держала с ней какую-то непонятную дистанцию. Вернется, бывало, та с работы, покличет Бричоллу. Бричолла выйдет, потянется... и обратно на свое кресло. Будто ей и дела нет, что пришла хозяйка. А ведь только Соня одна ее и кормила и даже вычесывала по утрам специальной рукавицей. Но какая между ними пробежала собака или, может, кошка - Соня и сама не могла объяснить толком.

Однако рассказ мой приближается к тому моменту, когда все внезапно переменилось в судьбе Бричолы. Сначала на месяц улетел в Лондон Глен, и Бричолла осталась вдвоем с Соней. О том, что там, в далеком Лондоне, возможно, решается ее судьба, она, конечно, не подозревала. Хотя, кто знает? Во всяком случае, первую неделю после возвращения Глена она к нему даже не подходила. А ведь так любила сидеть у него на коленях.

А Глен, между тем, привез из Англии неважные вести. Оказывается, незадолго перед тем было принято решение закрыть московское отделение банка, в котором он работал, а его самого отозвать назад в Лондон. И сроку им дали на сборы - один месяц.

Погоревали они с Соней - уж очень не хотелось им покидать Москву, - но что поделаешь? Однако как же быть с Бричоллой? Ведь Англия - остров, и порядки там строгие. Для домашних животных, будь ты хоть королевских кровей, карантин - 6 месяцев. Чтобы, не дай бог, не завезти с материка какую-нибудь заморскую инфекцию. Ну, а Бричолла - кошка беспородная, для нее тем более никаких поблажек. Хоть и англичанка по рождению, а теперь все равно как иностранка. И как всякая хвостатая иностранка, должна она провести 6 месяцев в клетке под специальным присмотром, прежде чем ступить на английскую землю.

Выдержит ли Бричолла полгода тесной неволи? Не подохнет ли с горя и тоски при ее и без того-то робком и боязливом нраве? Посовещались Соня с Гленом и решили не искушать судьбу, а попросили нас оставить Бричоллу у себя. Она к нам уже привыкла, да и перевозить ее никуда не надо. Только что взять на руки да перенести на следующий этаж. Даже и клетка не потребуется.

И все-таки Бричолла очень испугалась, оказавшись в незнакомой для себя квартире, и сейчас же побежала прятаться. Мы и заметить не успели, куда она исчезла. И целый день не показывалась. Уж мы и звали ее по-всякому, и фонариком светили по всем углам, но все напрасно. Только в сумерках решилась она, наконец, покинуть свое убежище и отправилась обследовать новое жилище. Вечером заглянули Глен с Соней, но она даже не посмотрела в их сторону. И до самого их отъезда так к ним и не подошла.

Прошла осень, наступила зима, и Бричолла вроде бы освоилась на новом месте. Она уже не убегала и не пряталась от пронзительного завывания соковыжималки или басовитого гудения пылесоса. А иногда даже отваживалась выглянуть на лестничную площадку, когда была открыта входная дверь. Но особенно уверенно почувствовала она себя после того, как моя жена приспособила ей для сна картонную коробку из под обуви. Она постелила туда теплый шерстяной шарф, и Бричолле так в ней понравилось, что она стала с этой коробкой неразлучна. Только и вылезала оттуда, чтобы поесть да погулять перед ночным сном. И если случалось прятаться теперь, так тоже в эту коробку.

Лежит, бывало, часами, оперев о картонный бортик свой черный вопрошающий подбородок и, сощурившись, наблюдает за тем, что мы делаем. Между собой мы так и прозвали ее: "кошка из семейства коробчатых" (наподобие кенгуру,  которые из сумчатых).

Вспоминала ли Бричолла своих прежних хозяев? Долгие часы одиночества в тихой и пустой квартире? Может быть, когда жена вычесывала ее раз в день сониной рукавицей? Тогда она начинала громко-громко мурлыкать, проседая и выгибаясь всем туловищем и подставляя под ее наждачную пасть то серебристо-черный бок, то белое, как свежевыпавший снег, брюхо. Уж очень ей была по душе эта процедура.

Думаю, через эту рукавицу она и привязалась к моей жене (хотя вот к Соне почему-то не привязалась). Да так привязалась, что не отходила от нее ни на шаг. Безошибочно определив по хлопанью лифта на первом этаже, что вернулась хозяйка, выскочит, бывало, из своей коробки и, еще не вполне проснувшаяся, семенит в прихожую. А Зоя, моя жена, как бы ни устала после очередей и магазинов, тоже тает при виде своей любимицы. И начинает всякие нежные слова для нее придумывать: и умница она, и красавица, и про ушки вспомнит, и про хвостик. Бричолла из ее объятий иной раз вся помятая выходит, но молчит, терпит. Значит, тоже довольна.

Зоя даже играть с ней попробовала, чтобы расшевелить лежебоку. Сама Бричолла уж и забыла, как это делается, да и обленилась порядком. Во всяком случае, бегать за веревочным хвостиком или целлулоидным шариком она отказалась наотрез. Но зато голкипером (вратарем) оказалась на удивление превосходным. Главное, что бегать никуда не нужно: сиди себе в коробке да лови мячик из скомканной газеты. А если уж не поймает, то отобьет обязательно. Реакция у нее при всей ее флегматичности была мгновенная. Ну, а побегают, если охота, пусть люди...

И все-таки скучно кошке зимой в городской квартире. Это хорошо, что Бог сном не обидел. А как выспишься, чем себя занять? Ночи стоят длинные, а день - не успеешь оглянуться, его и след простыл. Да и не видно его почти за двойными рамами. Только тень вороны промелькнет иной раз посреди голых веток. Но не успеешь вспрыгнуть на подоконник, как она уж и улетела.

А у людей своя жизнь, ее Бричолле все равно не понять. Вечно они куда-то спешат, суетятся, уходят-приходят. На коленях спокойно не посидишь, как обязательно раздастся телефонный звонок. Вот и сейчас ее хозяйка даже привскочила с кресла и что-то быстро-быстро говорит в трубку. Да еще расплылась в счастливой улыбке. И не знает того Бричолла, что говорит она с Соней из Лондона. И что та уговаривает ее приехать к ним на Рождество в гости, потому что сильно они с Гленом по всем соскучилась. И по Бричолле тоже. А как кончили говорить, Зоя даже расцеловала Бричоллу. Словно привет ей передала.

Стали мы после этого разговора собирать Зою в дорогу. Перво-наперво сфотографировали Бричоллу, чтобы отвезти снимок в подарок Соне и Глену. Очень выразительной получилась она на этом снимке - спина дугой, а в огромных черных зрачках будто застывший немой вопрос: не забыли, помните ли еще свою Бричоллу? Накупили мы, конечно, и разных забавных сувениров, соломенных кукол, матрешек, расписной жостевский поднос. А увенчал все это резной косолапый медведь в обнимку с деревянным бочонком с медом.

Вот и подошел день отъезда. Накануне с антресолей извлекли большую дорожную сумку, и эта сумка сразу насторожила Бричоллу. Ее крохотный жизненный опыт уже подсказывал ей, что все эти чемоданы и дорожные сумки обязательно сулят перемены, а перемен Бричолла не любила и боялась. Пока толпились в прихожей и отдавали последние напутствия, она не вылезала из своей коробки, делая вид, будто ее это абсолютно не касается. Но как только закрылась за Зоей дверь, сразу словно сникла.

Сначала немножко покрутилась в прихожей, как бы проверяя, не появится ли вдруг хозяйка. А потом повернулась и пошла. Но не в свою коробку пошла, а на какое-то совершенно непривычное для себя место - на журнальный столик возле батареи отопления. И там, уткнувшись носом в горячую батарею, просидела целый день. Но не спала. Хотя, когда я пытался ее окликнуть, головы не поворачивала. И даже на лифт, останавливавшийся на нашем этаже, чего с ней никогда не бывало, тоже не обращала внимания. Очевидно, своим маленьким кошачьим умом она уже успела понять, что когда люди выходят из дома с большой дорожной сумкой, они не возвращаются.

Поздно вечером я сидел в одиночестве на кухне, чистил себе селедку на ужин и ждал звонка Зои из Лондона. За весь день Бричолла на кухню так и не пришла, и ее неизменный сухой корм лежал в миске нетронутым.

Длинный междугородний звонок раздался в квартире только после одиннадцати часов. Звонила Соня. "Хелло, как дела?" - приветствовал я ее. А она мне вопросом на вопрос: "А где Зоя?" Признаюсь, я чуть не подпрыгнул:"Как это где?" На своем ломаном русском языке Соня быстро-быстро стала объяснить, что самолет давно прилетел, но Зои нигде нет.

Тут уж я совершенно растерялся. В самом деле, где же она? Срочно начал звонить знакомым, которые отвозили ее в аэропорт. "Все в порядке, - заверили они меня, - мы расстались с ней у самой таможенной стойки". Звоню в справочную аэрофлота. "Самолет вылетел по расписанию", - отвечают мне там. "Может, кто-нибудь из пассажиров задержался?" - спрашиваю я с какой-то смутной надеждой. "У нас такой информации нет". Вот и думай, что хочешь. Пропала жена между Москвой и Лондоном. Но не сошла же она посредине полета?

Бричолла по-прежнему сидит носом к батарее, ко мне задом, и никакого интереса к моим переживаниям не проявляет. Как ни странно, но этот ее невозмутимый вид подействовал на меня успокаивающе. В самом деле, ну что могло случиться с человеком в воздухе на пути из Москвы в Лондон? Явно, какое-то недоразумение. А тут и Соня звонит радостным голосом:"Нашлась Зоя". Они ее, оказывается, не в том зале искали.

Будто сразу какая-то тяжесть у меня с плеч свалилась. Посмотрел на часы - около двух ночи. Это значит, пока мы выясняли да перезванивались, чуть не три часа прошло. А на кухне у меня так и лежит недочищенная селедка. Делать нечего, вздохнул я, еще раз посмотрел не без зависти на повернувшуюся ко мне задом Бричолу - хорошо ей, ни забот людских, ни переживаний - и отправился по своим кухонным делам.

Усталый стою на кухне, чищу эту треклятую селедку, мысли разные одолевают ночные, невеселые. Вдруг, что такое? Своим ушам не поверил: "Мья-ау, мья-а-ау". Оглянулся - Бричолла у самых моих ног встала на задние лапы и тянется к кухонному столику, на котором полощется в воде моя уже очищенная селедка. А в глазах такое требовательное выражение, что отказать невозможно: мол, и мне тоже дай, я тоже хочу попробовать.

Бросил ей кусочек, в мгновение ока проглотила и опять смотрит с той же требовательностью. И снова "мья-а-ау". Что такое? Ведь столько раз уже предлагали ей и колбасу, и фарш мясной, и все безуспешно. Глазами-то она просит, а вот откусить, попробовать никак не решается. Привыкла уже напрочь к своему сухому корму,  и словно преграда какая-то у нее внутри, переступить которую она не в силах. А тут - на тебе, рухнула невидимая преграда, и даже натуральный кошачий голос прорезался.

Так и съели мы с ней пополам эту селедку и довольные разошлись спать. Чем она была довольна - понятно. А вот чему я был рад, и сам себе объяснить не мог. Тому ли, что жена благополучно долетела, или что кошка научилась мяукать?