ПодписатьсяНа всю оставшуюся войну
- Я сохраню желанье жить и радоваться жизни. Я обязательно доживу до конца войны, потому что хочу увидеться со своей двоюродной сестрой Таней. Если война продлится слишком долго, шансы мои падают, но я все-равно хочу и надеюсь дожить, даже не смотря на то что мне 65 и многие друзья, мои-одногодки, уже в могиле и 65 – это ведь средний возраст украинского мужчины… Я хочу встретиться после войны с моей кузиной Таней и ее родным братом Колей. Почему именно с ними?
Раньше все было просто, и я их душевно, по-родственному, любил и уважал… Оба они русские. Коля, правда, давно уже живет в Италии, все равно он русский и я его поэтому ненавижу. А вот Таня живет в Петербурге, и я ее потому тем более ненавижу, хотя мы дружили с детства, и я питал к милой моей кузине нежные чувства (не подумайте только дурного, это была мальчишеская любовь).
Она была очень умной, красивой и интеллигентной девочкой. У нее прекрасные голубые глаза, несколько полноватая фигура, но она жизнерадостна, и в ней просто море женского обаяния! С начала войны я пытался с ней поговорить, но она отмалчивалась и никак, ни словом, ни полслова, не реагировала на мои вопросы:
«Что же происходит, почему вы на нас напали?»
Коля мне передал, что «Таня сейчас в депрессии», – а я могу предположить, от чего, но я ее все равно ненавижу. И после уже войны хотел бы только раз посмотреть-заглянуть в ее прекрасные глаза. А глаза ее, напомню, – как двух океанов карта…Так поется в одной песне. Но это уже неважно.
На всю оставшуюся войну
– Я не перестану удивляться феномену расовой теории. Ведь я родился убежденным советским интернационалистом. Потом, уже в зрелые годы, я ненароком и как-то нечаянно совершенно превратился в национал-патриота, активиста НРУ (Народного Руха Украины). Когда началась война с Россией, я как и большинство соотечественников стал ярым Бандеровцем. Именно с большой буквы… Теперь же, по терминологии орков-россиян меня можно свободно называть полу-НАЦИКОМ! Нацист это тот, кто считает свой народ самым богоизбранным в мире. ВОТ Полу-нацик – этот как раз обо мне! Ибо я не считаю украинцев наилучшими. Зато я считаю, что россияне – наихудшее племя, когда-либо и путем какого-то загадочного естественного недобора 100 тысяч лет назад отпочковавшееся от ветви приматов под названием хомо сапиенс… Россияне – это нехомо, и уж точно несапиенс!
Поэтому я благодарен основателям расовой теории, они позволяют более универсально судить о целом мире и истоках человечества. Частично я благодарен даже и россиянину Путину, который начал всю эту военную бодягу с целью вытравить в Украине бандеровцев, но достиг прямо противоположного результата…
На всю оставшуюся войну
– Я буду в меньшей степени христианином, но зато в большей степени мистиком. Мистики и христиане (а в той же степени и мусульмане с иудеями и буддистами) – это разные ветви человеческой морали и сознания. Мои христианские моральные качества и лучшие чувства однажды улетучились, когда даже наш полтавский благонравный и довольно патриотический батюшка (службы проводит на украинской мове) отец Игорь начал однажды нести несусветную ПУРГУ. Батюшка опустился до активной проповеди своей пастве банального фейка о якобы единомоментной погибели 2-х тысяч украинских солдат.
о. Игорь наслушался вражеского интернета и не сумел отличить зерна от плевел информации (хотя мне все эти годы представлялся человеком эрудированным и образованным). К тому же, батюшка также активно начал проповедовать непокорность власти (в лице действующего Президента) – а это во время войны вообще духовная гниль какая-то!
Ну. да Бог с ним, с о. Игорем!
На всю оставшуюся войну
– Я уверовал в мистику еще и после того, как сопоставил верхушку Третьего гитлеровского Рейха и верхушку РФ. Оказалось – странное совпадение! Германией образца 30-40-х годов прошлого века управляли «Четыре Г.» Это Гитлер, Геринг, Гимлер и Геббельс… А вот Россией образца века 21-го управляют тоже ЧЕТЫРЕ, но уже «П»! Это Путин, Патрушев, Пригожин и Потанин. Если выразиться фигурально, то от Говнюков (на букву Г) и до Пидоров все-таки дистанция огромного размера – и во временном смысле и в смысле важных отличий морально-интеллектуальных. Все- таки гитлеровцы были намного умней и чуточку добрей путиноидов…Ну, это с точки зрения моей и теперешнего большинства украинцев…
На всю оставшуюся войну
– Я откажусь от дискуссий типа «права ли тигровая акула из Хургады в том, что облюбовала себе русского парня и надо ли жалеть его, парня этого, как акулий десерт»? Сейчас общество украинцев разделилось опять – но уже по новому признаку. Половина считает, что акула парня съела заслуженно и по этому поводу стоит позлословить. Мол, поделом им, этим русским, где бы они не плавали или не купались!
Но вторая половина возмущена первой и утверждает, что надо быть христианином в любых ситуациях и «пожалеть русского парня и осудить акулу»
Так вот. Я принципиально подумал и решил, что не присоединюсь ни к первой, ни к другой группе товарищей. Это пустой спор, на который мы растрачиваем силы. Я конечно еще подумаю о степени виновности акулы и о том, надо ли пожалеть обглоданного ею россиянина – но уже после войны…
На всю оставшуюся войну
– Я пронесу в памяти картинку, которая отпечаталась в мозгу еще в двадцатых числах февраля прошлого года… еще тогда, когда через Полтаву хлынули первые лавины беженцев из Харькова. Харьков тогда подвергся беспощадному обстрелу, даже на главной его площади падали бомбы и люди оттуда бежали сломя голову.
Транзитом на их пути была Полтава. Поскольку у меня была небольшая возможность и я мог принять этих несчастных у себя в доме, то я это делал. Принимал. И размещал на ночлег. И из-за этой человеческой слабости (жалко их было) серьезно повздорил со своими постоянными «довоенными» квартирантами, которых попросил немного потесниться ради беженцев.
Итого через мой «частный сектор» прошло несколько групп, которые останавливались лишь бы кое-как переночевать… Либо же, уже позже, когда волна беженцев схлынула, я предоставлял «внутренним перемещенным» за символическую плату долговременное пристанище.
В общем через мою хату прошло за месяц несколько семей, часто очень многолюдных.
Запомнил я, к примеру, одну семью из Харькова, которые приехали ко мне со своими престарелыми родителями: этим деду и бабе было по сто почти лет! Они уже не слышали разрывов снарядов вокруг их дома в Харькове – потому как оба были категорически глухими. И по всему было похоже, что войны они не испугались, что это просто за них испугалась родня и вывезла из зоны обстрела… Эта столетняя парочка сидела у меня в комнате и дедушка тихо улыбался своей бабушке. А их дочка рассказывала, с какими трудами они всей кагалой добирались до мирной Полтавы и чего им стоило это многодневное путешествие (обычно авто преодолевает тот же путь за два-три часа).
Но более всего в моей памяти запечатлелась группа беженцев, человек восемь (они не все были родственники между собой), которая оказалась под кровом моего дома в первые дни войны.
Эти харьковчане ехали через Полтаву дальше, куда-то на Запад Украины. Мне перед их приездом звонили по мобильнику почти целый день. Всякий раз звонили разные люди, и все договаривались о встрече этих беженцев. Я выглядывал их на улице целый вечер, наконец они приехали на двух машинах где-то уже за полночь… Я разместил их в доме, чтобы всем досталось хоть мало-мальски спальное место.
Вместе со взрослыми были человека четыре ребенка и поэтому мне легче было их всех восьмерых уложить на ночь. Дети так устали, что почти сразу, еще когда я продолжал укладывать взрослых, позасыпали как мертвые. Я долго разглядывал личико одного спящего мальца. Ну, прямо ангелок-малютка! И в голове произошла мысль: наверное, я не зря прожил жизнь, раз смог угодить-помочь этим деткам и их родителям в такой отчаянный момент!
Вот эта мысль и это ангельское личико будут стоять перед глазами и сверлить мой мозг до самого окончания войны… Нет. Наверное, на всю оставшуюся мою жизнь.
